Пятая часть романа госпожи Светланы.
Врата Черного Храма встретили меня немыми призраками своего величия. Вокруг никого не было – только Бездонная Пустошь и черная земля. Но что-то в нем пугало меня: может, непривычная тишина, или наколотый на копье череп Темного орка…
Я неслась по каменным коридорам, пустым, холодным и темным, и по камню стали пробегать неясные голоса… такие холодные и незнакомые. Редкий масляный свет кое-где освещал стены, непривычно блестящие и живые. Я прикоснулась к их глянцевой поверхности – и пальцы провалились внутрь, оставляя влажные следы…
Тяжелый рубящий удар разрезал воздух Черного Храма, я, обезумевшая от паники – такого страха я не чувствовала еще никогда, – саблезубым гепардом понеслась на шум, ворвалась в Тронный Зал, и…
Я не узнала просторные и роскошные залы – огромная магическая сила, высвобожденная врагами, раскалила воздух, как в дварфийской бане, стены и каменный пол покрылись уродливыми трещинами, металл оплавился и дымился. В сердце Запределья было полно народа – один из немногих мгновений, когда члены Альянса и Орды не пытались сиюминутно перерезать друг другу глотки. Безумный рык вырвался из моей пасти, когда я разглядела происходящее: здесь была Майев Шедоусонг и Акама, а лорд Иллидан… я опоздала…
Расталкивая воителей, я добралась до тела Повелителя Запределья, и страшный вой разорвал барабанные перепонки присутствующих – вой раненого саблезубого гепарда… Прямо на глазах с меня спадала шерсть, словно грязь в горном ручье… Обхватив полудемона вокруг лица, и я, истекая слезами и глядя в его потухшие глаза, истошно выкрикивала целительные заклинания, еще и еще раз, силы природы вились вокруг меня, но скрытые повязкой глаза не вспыхивали по-кель’дорейски изумрудным колдовским пламенем… Лишь только истратив всю ману, пришлось оставить свои тщетные попытки – я пришла слишком поздно, заветные десять секунд ушли еще тогда, в темных и пустых коридорах Черного Храма, орошенных кровью Темных орков… Десять секунд, во время которых душа еще не покинула пронзенное тело – пока они текут, еще можно воскресить павшего…
Черный Храм еще никогда не слышал таких воплей. Будучи оплотом власти, силы и равнодушия, он призван был оставаться глухим к мольбам, слепым к крови и не прощающим ошибок… О, если бы камень человеческих сердец был живым! Он треснул бы, услышав мою боль, он сгорел бы, почувствовав мою скорбь… Потому что все, ради чего я жила и умирала, все, ради чего Элун позволила мне родиться, вся моя жизнь и вся моя смерть, вся моя радость и печаль, тепло Солнца и свет Луны – все это слилось в одном существе, которому мне не суждено было больше посмотреть в глаза, которого больше не смогла бы я обнять, услышать голос, поймать улыбку, ощутить шелк длинных вороных волос…
До последней минуты я верила, что это сон, что я сейчас проснусь – а, оказывается, еще и не закончилась последняя ночь… Но я не просыпалась. Вопли перешли в сухие рыдания, и я повалилась падшему кальдорею на грудь, мечтая только уйти, уйти навсегда, уйти вместе с ним…
Тишину, повисшую в Тронном Зале и прерываемую только мной, в конце концов, прервал голос лидера Сломленных:
«Это хозяйка Черного Храма! Иллидан отдал ей ключ от Золотых Чертогов!»
И впервые в моей душе разгорелась ненависть – страшная, всепожирающая ненависть. Я не знала, кто нанес последний удар, но я знала наверняка: Майев выполняла свою работу, наемники… они и есть наемники, но Акама… он был предателем. Самой гнусной, подлой и вероломной тварью в Бездонной Пустоши, самой отвратительной мерзостью, которую когда-либо видела Элун. Этот поход… он осуществился бы без Майев, без любого из стоящих здесь воителей, но не без знающего Черный Храм Акамы… это он, он виноват в нашей смерти, только он…
Услышав о сокровищах, толпа точно проснулась. Тьму разорвали алчные вопли плетущих заклинания, их проклятый магический блеск, топот бегущих ко мне ног и продирающий до костей скрежет вынимаемого из ножен металла. Я была готова принять смерть, но безумный шепот во мне произнес: пусть его убьет его же золото, пусть он не сможет насладиться сполна своими черными победами…
Кальдорейский инстинкт позволил уклониться от первого заклятия, и я, бросившись в сторону, выпрыгнула из стрельчатого окна своего дома, разбив дьявольский витраж. Бьющие на расстоянии бросились к зияющей дыре в стекле, но никто не смог попасть в стремительно отдаляющуюся темно-фиолетовую птицу, оглашающую долину Темной Луны диким воплем…
Слишком долго… слишком сильно… я умерла, Рэйдж. Умерла, но должна продолжать свое существование. Наверное, то же самое чувствуют Отрекшиеся, стенающие в своих пустых телах, как птицы в клетке…
Нижний Город Шаттрата приютил мою оболочку. Мне нет дела ни до наару, ни до Алдоров, а Провидцы… после Крепости Бурь я стала откровенно бояться кель’дореев. Тихая, размеренная жизнь… но пустая. Время от времени я все пыталась собрать группу и отомстить Акаме, но постоянно что-то шло не так… Со временем Шаттрат опустел. Умер Каэль’тас Санстрайдер, причем дважды, был убит даже сам Нер’жул, после чего и приступы мои прекратились навсегда. Возникла новая колыбель военной жизни – парящий в небесах Нордскола Даларан. Я решила попытать счастья там, и, кажется, на этот раз Элун улыбнулась мне.
— И вот ты здесь, — завершила за собеседницу кель’дорейка.
— Да, — вздохнула в ответ Феранн, — и вот я здесь.
Повисло долгое молчание, прерываемое только несущимися над Хаззаном аккордами незаконченного концерта. Ударил в голову перебор железных струн, затем еще один… Два серебристых квадрата окончили свою жизнь, точно искры, высекаемые из кремня… А затем вступил голос – грудной голос кель’дорейки, округляющий печальные звуки так, будто она выпевала оперную арию:
«Слепая ночь легла у ног
и не пускает за порог…
Брожу по дому, как во сне –
но мне покоя нет нигде…
Тупая боль пробьет висок
и пальцы лягут на клино-ок…
А в зеркалах качнется призрак –
призрак любви…»
Гибкие пальцы беловласого андеда заиграли мощными, часто повторяющимися аккордами, и припев пели уже в унисон два голоса – грудной кель’дорейский и хрипловатый мертвецкий…
«…Возьми мое сердце,
возьми мою душу!
Я так одинок в этот час,
что хочу умере-еть…
Мне некуда деться –
свой мир я разрушил,
по мне плачет только свеча
на холодной заре-е…»
— Надо же, я никогда об этом не думала, — протянула Airrage вдумчиво, но ненапряжно, — о том, что ждет нас за финальной чертой… Кстати, Феранн, ты что-нибудь об этом знаешь?
Друидесса ненадолго задумалась, а после произнесла:
— Душа есть у всех живых – это даже оспаривать никто не пытается, это доказано. Точно знаю, что души кальдореев после смерти превращаются в виспов – это такие стремительные духи земли, вроде светлячков. Виспы продолжают помогать новым поколениям кальдореев: добывают древесину, помогают друидам направлять энергию природы, все такое… Но лорд Иллидан остался кальдореем только наполовину, а я и понятия не имею, что происходит после смерти с другими расами… Разве что… у кальдореев есть легенда, согласно которой души отважно погибших в бою Ночная Воительница – один из аспектов Элун, – забирает на небо, где они становятся звездами…
— Да, — выдохнула темная жрица, — да… это совсем не дурная легенда.
Тихий, неосторожный шорох прервал размышления эльфиек, пронзил последние аккорды затухающей песни. Феранн резко встала на ноги, но рейд-лидерша взмахом руки ее остановила.
— Тихо! – цыкнула темная жрица. – Они могут что-нибудь заподозрить…
Синдорейка оглянулась – но, к величайшему своему изумлению, не обнаружила рядом проводницы. Негромко ругаясь («Блин, ненавижу кальдореев с их друидскими штучками!»), светлокожая эльфийка с досадой стала вглядываться в густую предрассветную тьму – но шорох затаился в горах. Вдруг что-то резко просвистело у подножья крепости, Airrage оглянулась – маги Кровавого Знамени попеременно обстреливали, кто чем умел, окружающие крепость черные скалы, но главное – все заклинания били по площади. Вскоре стали ясны и причины странных звуков из тьмы: на террасах и уступах роковых гор в панике засуетились какие-то существа, в одночасье потеряв всю свою скрытность. Гуманоиды бегом спасались от губительных потоков, в последний момент юркая в пустоты разрушенных гор и скрываясь в темных пещерах.
К рейд-лидерше подошла светлая желтоватая кошка с лиловыми отметинами, вновь позволившая увидеть себя.
— Неплохо придумано, — оценила старания друидессы темная жрица.
Та уже приняла свой настоящий облик.
— Разведчики, — прохрипела кальдорейка. – Эллемэйн, грабители… то есть разбойники.
— Сломленные, — невесело заключила Airrage. – Что ж, Феранн… кажется, ты получишь свою награду… быстрее, чем мы надеялись.
В ушах лазурнокожей эльфийки внезапно зазвучали невесть откуда взявшиеся слова:
«…Не умолкай же, песнь войны!
Сегодня твой рассвет – распространись!
Не умолкай же, бой военных барабанов!
Не покрывайтесь пылью, книги заклинаний!
Пусть в нашем мире вас не чтут,
но здесь вы боги и титаны – люди ждут…»
***
Airrage быстро поняла, почему Черных Храм всеми жителями Запределья считается проклятым местом.
От одного взгляда на колоссальные каменные стены, подпирающие выжженную землю, на остроконечные каменные шпили, пронзающие зловещее темное небо, на разинутую пасть зияющего входа, приглашающего войти внутрь и утонуть навсегда – от одного взгляда на сердце Запределья бросало в дрожь, и неприятно-колючие мурашки пробегали по спине. Покрытый угрожающими шипами оплот тьмы и огня был построен эредарами Пылающего Легиона как цитадель их величия, их власти и ненависти. Феранн была права – эти черные стены не знают жалости даже для своих хозяев, как и их неистовые создатели, они способны только страшить и убивать, и хранить свои страшные тайны так крепко, словно они вмурованы в покрытые нечестивыми рунами камни, окружающие обитель скорби и зла.
Кальдорейка стояла чуть поодаль, прямо напротив сияющего зловещим аквамариновым светом входа, подняв беловолосую голову и раскинув в стороны руки, словно колдунья, обращающаяся к своему демоническому господину, словно жрица Элун на костре Сумеречного Молота…
Темная жрица неслышно, сгустком тьмы подкралась к лазурнокожей проводнице.
— Идем, Феранн.
— Можешь ли ты понять это, Рэйдж? Рэйдж! Я дома… Я наконец-то дома… Есть ли лучшее место в Бездонной Пустоши, чем дом? Есть ли лучшее место, чтобы остаться навсегда, чем…
— У нас мало времени, Феранн. Если сюда успеют Сломленные, боюсь, ты действительно окажешься здесь очень надолго – гораздо на дольше, чем надо.
Друидесса в ответ слабо улыбнулась и, легко шагая, вступила в ядовито-бирюзовую круговерть могущества.
Место, известное как Золотые Чертоги, находилось на самом нижнем уровне цитадели. Здесь было чертовски темно и достаточно холодно – узкий каменный коридор быстро заполнился паром, надыханным ордынцами. Маги наколдовали огненных сфер, но холодные гладкие стены точно поглощали весь свет и тепло, что имели несчастье появиться здесь.
Длинная каменная коробка уперлась в поражающие своей величественностью гранатовые врата – такие не стыдно и в стены крепости ставить. Магическое пламя осветило вырезанный в камне рельеф, зловеще мерцающий красным: огромная фигура эредара, величественно возвышающегося перед бессчетной армией Пылающего Легиона; стены коридора же оказались расписаны фигурами поверженных и умирающих противников Хаоса. Над вратами вилась вереница исписанного рунами бордюра – эредик, письменная форма эредуна, языка демонов.
— Ну-ка, прочитай, — Airrage сгребла за шкварку одного из своих колдунов – уже знакомого гоблина. Тот облизнул сухие жесткие губы, быстро пробежался глазами по сияющей гранатовым светом надписи и опасливо протараторил:
— Девиз Пылающего Легиона: «Имя нам – Легион, крови нашей – Океан. Мы не титаны и не герои – мы солдаты. Мы не умираем – мы отправляемся в ад на перегруппировку».
— И никаких посланий, вроде инструкции к Стылой Скорби: «Проклятый меч. Побочные эффекты: поседение, посерение кожи, озлобление, потеря рассудка и полное подчинение воле Короля-Лича»? Что-нибудь такое там есть?
— Ничего, Airrage. Владыка Кил-джейден не думал, что Черный Храм когда-нибудь выйдет из-под неусыпного взора Магэридона.
— Хм… ну, ладно. Феранн, открывай.
Девушка кивнула, и ордынцы во главе с темной жрицей дружно отступили на шаг назад. Вдруг откуда-то в руке друидессы появилась небольшая, с крупное яблоко, сфера, излучающая сильный золотисто-огненный свет. Казалось, темные стены не впитывали его, а, наоборот, усиливали, коридор утонул в зловещем зеленоватом сиянии, и различить возможно стало только саму эту сферу: сделанную из темного фиолетового стекла, внутри ее, казалось, горела тонкая золотая звезда.
В Бездонной Пустоши было немного настолько могущественных сфер, и сфера Кил-джейдена являлась одной из них.
А затем в этом ярком сиянии раздался голос Феранн, звенящий от отвращения. Он выговаривал слова на незнакомом языке – языке, который из всех присутствующих здесь могли понять только трое колдунов:
— Именем владыки Хаоса и Пустоты Саргераса, именем знаменосца его Кил-джейдена, именем полководца его Архимонда – я, помазанник их в огне и скорби, я, наместник их на небе и земле, повелеваю вам, врата величия – отворитесь!
Последнее слово утонуло в рыке камня, скребущего по камню. Сияние угасло, и тьма поглотила все – и ордынцев Кровавого Знамени, и Феранн, и сферу Кил-джейдена, и медленно открывающиеся врата.
Послышался тяжелый вздох.
— Поверить не могу, что все-таки сказала это, — бросила звенящим, как бьющееся стекло, голосом юная кальдорейка. Скрежет открывающихся врат, в конце концов, сошел на нет.
— Ну что, может, огоньку? – внезапно раздался в темноте голос рейд-лидерши, после чего последовал шорох и шарканье – по-видимому, темная жрица прошла внутрь, прислонившись к воротам. – То смерти хочется увидеть эти «сокровища всего Запределья», которые так обещала нам Феранн. Черт, а внутренняя сторона этих врат металлическая! Холодная, блин…
Раздался одобрительный, возбужденный гул – кальдорейка почувствовала, что ее несет потоком ордынцев, наперегонки протискивающихся сквозь широкие врата. Только после того, как все вошли – видимо, чтобы сохранить интригу, – один из магов, орк, вызвал магический огонь.
Больно ударило по глазам сияние, внезапно охватившее все помещение. Когда ордынцы все-таки привыкли к яркому свету… у Airrage посох из рук выпал.
Золотые Чертоги оказались не просто комнатой, набитой сокровищами – они оказались целым подземным садом, сделанным из золота и драгоценных камней. Золотые статуи демонов держали в руках инкрустированные бирюзой светильники, зажженные колдовским огнем. Здесь явно чувствовался стиль орков: «растущие» вокруг своей оси золотые деревья с камешками бирюзы вместо листьев; золотые фонтаны, наполненные драгоценными камнями вместо воды; огромные драгоценные статуи изображали демонов – суккубов, одетых в настоящую ткань и магические драгоценности, алхимиков, держащих в руках настоящие бутыли с редкими снадобьями, воинов, покрытых великолепной кожей, кольчугой и латами – синдореи уже начали прицениваться, какие чары наложены на доспехи. Стены, пол, потолок – все было покрыто золотом, даже внутренняя сторона врат. Гоблины восторженно завизжали, остальные ордынцы ахнули, а практичная Airrage невольно раздосадовалась – когда Веремар, глава Кровавого Знамени, обнаружит это, он тут же велит все разрушить и перенести в банк гильдии. Жаль будет потерять миру такую красоту.
Феранн глядела на все это абсолютно отсутствующим взглядом – только подошла к небольшому извитому деревцу с камешками бирюзы вместо листьев. На тонкой золотой ветке сидел маленький серебряный соловей, усыпанный драгоценными камнями.
— Вот она, цена предательства, — негромко сказала кальдорейка, так, чтобы слышала только Airrage.
Друидесса легонько коснулась механической игрушки. Соловей запел какую-то заунывную песенку.
Темная жрица подошла к небольшой скульптурной композиции, стоящей у одного из фонтанов: маленький бесенок предлагал знатному суккубу в развевающихся чародейских одеяниях и с сияющим посохом прекрасный кубок, сделанный из черного благородного коралла и украшенный кофейными жемчужинами величиной с перепелиное яйцо. Что-то странное было в самом стиле этого кубка: ножка и ручки сделаны в форме четырехруких женщин с копьями и змеиными хвостами вместо ног…
— Феранн, подойди-ка сюда! – подозвала рейд-лидерша проводницу. Незаметно к бесенку подкрался гоблин, схватил сосуд и повертел в длинных узловатых пальцах.
— Наги, — констатировал он. – Нажьей работы.
Лазурнокожая эльфийка незаметно подошла и бросила быстрый взгляд на происходящее, после чего изумленно ахнула.
— Я знаю его! – пораженно, с придыханием воскликнула она.
Рейд-лидерша забрала у гоблина сосуд – у ордынца недовольно перекосился рот, – и торжественно вручила его друидессе.
— Часть этих сокровищ все равно моя, — весело сказала синдорейка. – Мы с Веремаром уже все решили. Половина Золотых Чертогов идет мне и моей братии, — светлокожая эльфийка махнула в сторону группы, — четверть – Веремару и остальной верхушке Кровавого Знамени. А остальное – в банк гильдии. Так что считай, что я делаю тебе небольшой подарок.
— Спасибо, — шепнула кальдорейка, прижимая сосуд к груди. – Спасибо, Рэйдж… из этого кубка он поил меня когда-то вином, — девушка заворожено вглядывалась в грозную женскую голову, скорее всего, Ажары-наги, украшающую чашу сосуда.
— Ну, дорогая, это уже фанатизм, — покачала головой темная жрица. – Кстати, ты заметила, что этот очаровательный суккуб чем-то похож на тебя? – Airrage провела рукой по длинным волосам статуи из красного золота, заглянула в миндалевидные глаза. – Выше нос, друидесса! Ты еще слишком молода – для кальдорейки, понятно, и перед тобой простирается весь мир! В конце концов, никто не знает, что ждет нас за поворотом…
— А вот тут ты чертовски права, — раздался откуда-то грубый, хриплый голос, — никто не знает, что ждет нас за поворотом…
Ошеломление, вызванное этим неожиданным заявлением, сменилось ужасом, когда Феранн увидела мельком блеск холодной стали за спиной рейд-лидерши…
— ЛОЖИСЬ!!!
Кальдорейка бросилась на грудь ошарашенной эльфийке крови и стремительно, как молния, повалила ее на землю – светлокожая здорово ударилась копчиком и зло зашипела. Где-то послышались гортанные вопли ордынцев, грохот, крики «СЛОМЛЕННЫЕ!!!» и «ЭТО ЗАСАДА!!!», а затем – скрежет металла и дикий вой заклятий. Феранн еле увернулась от одного из кинжалов внезапно появившегося из ниоткуда разбойника, другой Airrage отбила посохом, надеясь дать друидессе время. Дикий рев пронзил Золотые Чертоги, и большая светло-желтая кошка бросилась на обидчика, отчаянно стараясь нанести ему как можно больше увечий. Темная жрица уже прицелилась, чтобы сотворить какое-нибудь проклятие, но внезапно дикий страх завладел ею, и синдорейка стремительно понеслась, куда глаза глядят. Из темноты вышел Сломленный-колдун, и, отводя взгляд от темной жрицы, направил посох на кошку с сияющими золотыми глазами. Разбойник грубо оттолкнул животное от себя и попытался уйти в невидимость, но Феранн, несясь по воздуху, успела превратиться обратно в ночную эльфийку и с диким воплем ударила по цели Волшебным огнем.
Обожженный разбойник пронзительно вскрикнул, и, лишенный возможности скрыться, яростно развернулся в надежде отомстить и ударить в ответ. Друидесса уже приготовилась превратиться обратно в кошку и самой стать невидимой, когда черный колдовской огонь пронзил всю ее сущность, выжигая душу. Кальдорейка дико завизжала и задергалась, а колдун, прикрываемый разбойником, поднял сияющий посох, чтобы повторить экзекуцию – поток злых демонических слов разорвал разум жрицы природы, ее резко бросило на землю. Новое проклятие уже готовилось сорваться с губ колдуна, и друидесса, крепко зажмурившись, уже почти была готова к боли, а, может, и к смерти…
Но темноту пронзил яростный крик колдуна-Сломленного, и яркая вспышка больно резанула ночную эльфийку по закрытым глазам. Открыв нежно-лазурные веки, она увидела вычерченную на золотом полу сияющую руну и небрежно брошенного на нее колдуна, над которым стоял… Эарол. Черный Кречет.
— Не уйдешь от меня, гад… — в его тихом шипящем голосе не было слышно ничего, кроме холодной ненависти.
Но вдруг откуда-то в спину Рыцарю Смерти прилетела огненная стрела, зазвенели кованые наплечники, и Эарола резко бросило на землю. Тот, злобно ругаясь, попытался встать, опираясь на меч, но разъяренный демонопоклонник уже оправился от полета и явно собирался кого-то вызвать. Эарол, вставая, уже начал чертить следующую руну, когда мимо него пронесся сгусток чистой тени с диким воплем «Отойди, Черный Кречет, ОН МОЙ!!!» Airrage прямо на ходу забрасывала колдуна проклятиями, тот, надеясь отвлечь ордынцев, уже закончил вызывать суккуба, но против рейд-лидерши это не сработало. Темная жрица, опытная ветеранка многих сражений, не стала сражаться с демонессой, а продолжила наступать на вызывателя. Черному Кречету ничего не оставалось делать, кроме как разделаться с атаковавшим его магом-Сломленным.
Освобожденная от гнета колдуна Феранн, яростно крича, била в разбойника сгустками Волшебного огня, но это был явно не ее конек: лишенная облика кошки, она не давала и противнику возможности стать невидимым, из-за чего схватка получилась долгой и бесполезной. В конце концов, девушка все-таки не выдержала и превратилась в кошку с синими друидическими знаками на морде и плечах и фиолетовыми камнями на ремнях ошейника. Злобно, утробно рыча, зверь словно говорил своему противнику: давай же, сразимся с тобой как разбойник с разбойником…
Сломленный не возражал. Как только Волшебный огонь потух, подопечный Акамы тут же стал невидимым, друидесса последовала его примеру. Ей помогал острый слух и звериное чутье, она почти знала, где находится враг, почти видела его расплывчатый силуэт…
«…Пусть два острозаточенных кинжала
схлестнутся с посохом в бою кровавом…»
Когти и кинжалы, Дикий рев и яростный крик, яды и болезни… Феранн, несмотря на ясность мысли, остервенело била в наступавшего на нее разбойника, ей удалось нанести невидимой жертве тяжелое увечье и пару раз полоснуть ее, но противник был силен – и острый кинжал прошил кошке друидический символ на правом плече, сильный яд выжег кожу. Находясь под действием «Берсерка», животное не чувствовало боли, не чувствовало страха, но всякий раз, когда хищница пыталась разорвать Сломленного, тот преподносил ей все новые неприятные сюрпризы, ловко поражая зверя кинжалами, травя ядами и сотворяя немыслимые комбинации. Силы друидессы таяли на глазах, но она рискнула временем и вновь ударила соперника Волшебным огнем… потому что его жизнь тоже была на исходе.
Холодная вспышка обожгла веки светлой кошки, она приземлилась на лапы – и Сломленный оказался вморожен в золотую землю глыбой льда. Феранн, не теряя времени, выпустила на волю все свое тигриное неистовство, и, свирепо укусив обездвиженную жертву, все-таки разорвала ее.
Темные когти пронзили спину разбойника, их кончики вышли из его груди. Божественные потоки взвились вокруг тела друидессы, и странно было видеть, как серповидные когти, охватившие грудину, превращаются в скрюченные пальцы, сияющие под Искусным перстнем с ярким камнем, как слазит желтоватая шерсть с ярко-лазурной левой руки, как в искаженной от ярости кошачьей морде проступают спокойные человеческие черты…
Со звонким чавканьем кальдорейка вынула из груди Сломленного руку, до половины запястья залитую кровью. Оставшись без поддержки, тело разбойника, на чьем лице в последний миг застыла печать непонимания и удивления, медленно оседало на пол и мгновенно затихло.
Девушка обернулась – уже знакомый с полуострова Адского Пламени орк-маг, Казрагор, остервенело сражался со Сломленным-воином, причем последний, кажется, выигрывал. Кальдорейка сломя голову бросилась на помощь ордынцу, ведь он так кстати помог ей с разбойником.
Феранн на ходу превратилась в кошку, понеслась между золотыми с камешками бирюзы вместо листьев деревьями, но внезапно просвистевший мощный выстрел просто сбил ее с ног. Хищница, пошатываясь, встала, но брошенная прямо под ноги охотничья ловушка просто пригвоздила друидессу к месту. Из-за сияющего дерева вышел Сломленный-охотник, натягивая тетиву, он что-то гаркнул – и на кошку понесся разъяренный опустошитель. Феранн отчаянно пыталась освободиться, но охотники потому и охотники, что знают, как укрощать и убивать зверя – а тут еще, к ужасу девушки, ее ослепил сильный божественный свет – видимо, у Сломленных тоже существовали жрецы. Возвращенный к жизни разбойник, горя яростью, желал теперь только одного – отомстить ненавистной убийце.
Airrage все еще держала оборону фонтана вместе с Черным Кречетом и Берстином, андедом-воином и гитаристом по совместительству. Кровавое Знамя было лучше вооружено, и потому им почти удалось отбить первую волну атаки, но у ордынцев ощущался явный дефицит лекарей, Сломленные напали слишком неожиданно… и к тому же, подопечных Акамы было просто больше – по двое-трое на каждого из участников похода. Рейд-лидерша знала, что второй волны – а она обязательно будет, – Кровавому Знамени не выдержать. Что скрывать, в руках темной жрицы были достаточно умелые наемники, но Сломленные… от их воинских умений зависело не просто их личное благополучие, постоянная безвыигрышная война с Темными орками выбраковывала, как крылобегов, всех слабых, всех недостаточно ловких и хитрых, чтобы не попасться на глаза слугам Пылающего Легиона. Такова была жизнь племени Акамы: выживали только самые скрытные, самые сильные, самые умелые… самые идеальные воители. Поэтому почти не удивительным оказалось и то, что ордынцы не заметили засады – слишком хорошо Сломленные умели прятаться, научились во время войны с Темными орками.
Со всех сторон сквозь лязг металла и хряск разрубаемой плоти послышались ободряющие крики и стук копытообразных когтей по золотому полу – подкрепление от Акамы окружило Золотые Чертоги и теперь неспешно, но уверенно стягивало кольцо вокруг Кровавого Знамени. Airrage едва не взвыла от страха и бессилия – но вокруг были члены ее команды, и паникующий генерал – это явно не та сцена, что нужно сейчас демонстрировать. Впрочем, по угрюмо-сосредоточенному лицу Черного Кречета можно было сказать, что он понимал реальное положение дел, в отличие от Берстина, в котором еще теплилась надежда – темная жрица позволила себе покопаться в мыслях подопечного.
Кто-то ударил ее в спину сгустком магической энергии, и светлокожая эльфийка задним числом почувствовала, и лишь потом поверила, что ее мана стремительно сгорает, вся, без остатка… Физическая боль – ничто, но только синдорей мог сказать, что это такое – остаться без силы… Казалось, все мышцы девушки разом скрутило судорогой, ее словно вморозило в лед, вмиг лишило всего тепла… Рухнув на колени и не обращая внимания на заламывающиеся кости, рейд-лидерша медленно, по-звериному исказив лицо, обернулась, но не успела увидеть – все разом поглотила голодная тьма…
Очнулась она почти сразу же, несмотря на жуткую боль в затылке – но без оружия, без маны и без возможности убежать – Сломленный-маг крепко держал ее, прижав шею под подбородком прямым деревянным посохом с вытянутым аметистовым кристаллом на навершии. Airrage замычала и завертела головой, но тот только сильнее прижал оружие. Пыльная дымка, поднявшаяся во время сражения, понемногу оседала, и стало видно недавнее поле брани: Сломленные выиграли, но странным оказалось то, что никто из Кровавого Знамени, насколько могла видеть рейд-лидерша, не погиб. Гуманоиды Акамы, демоны их колдунов и звери их охотников просто скрутили ордынцев, потрепанных и израненных, как теперь держали их предводительницу, но никого не убивали – очевидно, не хотели навлечь на себя гнев Орды. Потери со стороны Сломленных также оказались незначительными – пока их колдуны, воины, разбойники, охотники и маги патрулировали Золотые Чертоги и держали наемников Airrage, жрецы Сломленных – эльфийка крови не могла сказать, кому теперь поклонялись эти существа, – бегали по полю брани, воскрешая тех, кого еще могли. Теперь эльфийка крови могла внимательно рассмотреть необычных врагов – в отличие от драэнеев Альянса, у Сломленных кожа имела не только синеватые оттенки, среди них попадались и фиолетовые, и даже серые цвета. Они были ниже своих предков – примерно с человека, ни рогов, ни хвостов, ни волос у гуманоидов не было совсем – вместо последних росли редкие кожаные щупальца на подбородке и голове, украшенные кольцами из металлов и камней, на руках осталось только три когтистых пальца. Многие Сломленные скрывали головы под капюшонами, а ноги до колена под чем-то вроде шотландских юбок и носили большие диски для защиты живота, зато грудь у них была совершенно открыта. Тот индивид, что держал сейчас эльфийку крови, явно относился к категории «большинства», имел темно-фиолетовую бугристую кожу, вытянутое лицо, длинные «волосы» и был одет в багровый обвислый капюшон и такого же цвета «юбку», только с ядовито-песочного цвета краями и ремнями. Ядовито-песочными были и мягкий диск, защищающий Сломленному живот и нижнюю часть груди, и гибкие наручи на шипастых предплечьях.
— ГДЕ АКАМА?!! – взвыл, к удивлению рейд-лидерши, знакомый голос чуть поодаль от золотого фонтана. – Где… этот… ПУСТИТЕ!!!
По Золотым Чертогам поплыл дьявольский гогот, кальдорейка заметалась, как в агонии, но опустошитель только крепче стиснул ее в своих смертельных объятиях.
— Хозяйка приказывает нам! – заржал охотник подле своего питомца. Сломленные, в отличие от драэнеев Альянса, говорили на всеобщем очень чисто. – Ну, ребята, осмелимся ли мы ослушаться приказа нашей любвеобильной госпожи?
Драгоценные камни в золотых фонтанах, казалось, запрыгали от смеха, раздавшегося в сокровищнице Черного Храма. Друидесса взвыла и попыталась вырваться, но и эта попытка закончилась неудачей. Выглядела она ужасно – длинные белокурые волосы сбились и запылились, скула разбита, а режущая рана на левом плече словно сожгла кожу.
— Где Акама? – повторила ночная эльфийка, по-кошачьи скаля зубы и зло исказив лицо.
— Акама спрашивал, где ты. Он сказал, что у него назначена с тобой встреча… в месте, куда ты не хочешь идти.
Девушка закрыла глаза и глубоко вздохнула.
— Так он знает… ваше племя всегда было слишком скрытным и проворным – и ни один секрет не утаится от вас… Такого никогда не смогла достичь даже я. Могу я попросить о последнем желании? Пусть рейд-лидерша пойдет со мной. Пусть она увидит… правду.
Охотник и маг многозначительно переглянулись и выдержали паузу.
— Ну ладно, — пожал плечами охотник. – Симбир, тащи свою добычу… в назначенное место.
Мелькали золотые деревья, пестрящие бирюзой вместо листьев, сверкали драгоценные статуи, точно вовлекающие в игру, в этот сияющий мир… Охотник-Сломленный, его опустошитель и маг шли медленно, за ними – Airrage видела все это боковым зрением, – двигалась еще некоторая процессия – нет-нет, да кто-нибудь мелькнет между спирально закрученными золотыми стволами. Рейд-лидерша слышала, как тяжело кряхтит время от времени ее провожатый – Симбир, кажется.
«Назначенное место» находилось почти в самом конце Золотых Чертогов. Деревья, на которых густо сидели уже знакомые серебряные соловьи, чуть склонившиеся, словно в приветствии, обрамляли простую ровную площадку, покрытую, как и весь пол, золотой травой, но дорожки из плит драгоценного металла не прорезали ее. Просто светлая полянка, по краям которой стоят статуи знатных демонов со светильниками в руках.
Акама стоял на противоположном конце площадки, спиной к вошедшим. Кожа у него была светло-серая, точно бетон, щупальца-волосы очень длинные, до колен, как и у Симбира, да и одежда была очень похожа на одеяния подопечного-мага, только была сшита из кожи, а не из ткани, и цвет имела соответствующий: капюшон темно-серый, почти черный, «юбка», чуть другого фасона, чем у охранника синдорейки, наручи и массивный шипастый наплечник на левом плече – мягкого коричневого оттенка, какой и должна быть кожа. На спине лидер Сломленных носил несколько шестов, украшенных свисающими с них людскими (или эльфийскими) черепами. Оружие свое он держал в руках – парные клинки, похожие на стилизованные шипастые серпы, сделанные из металла, по цвету напоминающего медь. Вокруг лидера Сломленных витала призрачная птица, похожая на белую ворону.
Едва пришельцы приблизились, как птица повернула к ним свою маленькую головку, подлетела, и, зависнув в воздухе на головами вошедших, исторгнула мелодичным голосом:
«О, белый пламень истинных высот!
О, черный лед роскошных одеяний!
Живущим сестры вы у счастия ворот,
теням же вы враги достойных покаяний.
Ты тени не тревожь, блаженный путник,
здесь отдохни, но знай – ты гость, мой милый друг.
Пусть же пустыми ты оставишь руки,
когда уйдешь во мглу, за стен тяжелых круг.
Элун полюбит нас, разбойных и безгрешных,
но тени не простят таких деяний –
и, если ценность не свою возьмешь навечно,
то вправе им твою забрать без покаяний».
Феранн медленно подняла руку и осторожно коснулась призрачного духа:
— Аш Карат, птица. Иди с Элун.
Облачко в форме белой вороны растаяло и развеялось по воздуху, словно его и не было.
Акама сухо усмехнулся.
— Давно не виделись, Феранн Ашенлиф.
— Давно, Акама. Но я не забывала о тебе.
— Я знаю, что ты не забывала – ни на секунду, — наконец лидер Сломленных соизволил повернуться к собеседнице лицом, от чего загремело ожерелье из черепов на его шее, ударяясь об небольшой кожаный диск на животе. – Поэтому ты здесь. Поэтому я здесь.
— Акама… зачем ты тревожишь призраки прошлого? Зачем нарушил их покой?
Глаза Сломленного, светящиеся из-под капюшона ярким ядовито-голубым сиянием, заблестели ярче.
— Я вправе задать тот же вопрос тебе, моя милосердная госпожа. Однако мы оба знаем ответ, — у лидера Сломленных голос был с хрипотцой, по-старчески низкий, и невероятно проницательный.
— ЗАЧЕМ, АКАМА?!! – вдруг ни с того ни с сего взвизгнула Феранн, так, что у Airrage заложило уши, а с потолка, казалось, сейчас посыплется каменная крошка. – ЗАЧЕМ ТЫ УБИЛ ЕГО?!! ТЫ ЖЕ ЗНАЛ, ЧТО ОН ПОЧТИ СОГЛАСИЛСЯ ОТПУСТИТЬ СЛОМЛЕННЫХ, КОГДА Я БЫ ВЕРНУЛАСЬ – И ТЫ БЫЛ БЫ СВОБОДЕН!!!
— Моя великодушная хозяйка… ты ушла – и с тобой ушла моя надежда. Я не знал, когда ты вернешься, и вернешься ли вообще. Мы с тобой в этом похожи, Феранн: я больше не мог ждать – как и ты теперь не смогла дождаться повода расквитаться со мной. Мы оба взяли судьбу в свои руки – но, признаться, жажда мести затмила твой разум сильнее, чем я думал. Я считал, что ты лучше подготовишься.
— КАК ТЫ МОГ НЕ ПОВЕРИТЬ?!! НЕ ПОВЕРИТЬ МНЕ!!! – казалось, еще чуть-чуть – и Феранн зарыдает.
— Ты веришь, – задумчиво произнес лидер Сломленных. – Тебя так и не смогли научить, наша длинноухая принцесса, что доверять нельзя. Никому.
Откуда-то из-за сияющих золотом и бирюзой деревьев вышло несколько Сломленных в одежде из ткани и с посохами в руках. Они окружили небольшую поляну.
— Я не могу позволить себе умереть, — склонил голову Акама. – Я единственная надежда Сломленных. На выживание. На свободу. На процветание. Вновь грядут тяжелые времена – и я нужен своему народу. Ты хоть понимаешь, чего хочешь добиться, Феранн? Убив меня, ты обречешь на прозябание, смерть и забвение не одну сотню гуманоидов. Твоя совесть действительно выдержит это?
— Как Ажара… — слабо прохрипела ночная эльфийка. — Ты говоришь прямо как Ажара, королева моего народа, которая правила Калимдором десять тысяч лет назад. «Я незаменим. Я велик. Я бог». Знаешь, Акама, что случилось потом с этой Ажарой, с этим позорным пятном на истории кальдореев? Ты хочешь узнать, что произошло с самым могучим магом и самой красивой женщиной за всю историю Азерота?
Лидер Сломленных снисходительно хмыкнул и повернулся к новоявившимся подопечным.
— Я хочу увидеть. Я хочу посмотреть в глаза своим оковам – в последний раз, — впервые в его голосе прозвучали какие-то эмоции – с трудом сдерживаемый гнев.
Один из Сломленных, одетый в длинные синеватые одеяния вроде платья с капюшоном, в бежевых мозаичных наплечниках и таких же перчатках, только отороченных мехом, в длинном пыльно-красном плаще, золотистом поясе из дисков и с ломаным деревянным посохом, кивнул.
Кто-то схватил кальдорейку за руки, высвободив из объятий зверя, и потащил к середине поляны. Оглушенная и ослепленная, она рвалась и кричала, но железная хватка не ослабевала. Airrage по какому-то стадному инстинкту тоже попыталась освободиться, но кто-то внезапно вцепился в нее сзади, так крепко, что, казалось, кишки впечатались в позвоночник – и синдорейка лишь болезненно икнула. Опустошитель… знакомый опустошитель…
Кто-то закричал – и темная жрица увидела, как держит друидессу за руки ее бывший надзиратель-маг, почувствовала, как он выдавливает из нее всю природную магию, как дрожит золотая трава и раскалывается холодный пол под ней… Треск камня и визг девчонки отражались от позолоченных стен, многократно усиливаясь, давя на мозг, сводя с ума…
Мощный звездный огонь сорвался с ладоней друидессы, прошел через все тело мага и направился в одну точку на сияющем полу… Во все стороны полетели осколки камня и золотые травинки, с ног до головы окатив и рейд-дидершу, и держащую ее тварь. Когда же природные силы развеялись, а пыль осела, открывая зияющую дыру в полу некогда прекрасной поляны, маг взмахнул ладонью девушки еще раз – и с ломающимся треском из дыры стали выползать тонкие, сухие, потрескавшиеся зеленые щупальца… Синдорейка с трудом догадалась, что это – корни.
— Можешь отпустить ее, Симбир, — негромко сказал вождь Сломленных.
Подопечный неловко пожал плечами и разжал свою богатырскую хватку.
Кальдорейка упала на запыленную золотую траву, точно марионетка, у которой перерезали ниточки, упала на колени, и, прижав дрожащие ладони к груди, так и осталась сидеть на пятках у ног мага, скорчившись. Темная жрица могла поклясться, что она увидела мельком прозрачную каплю, падающую на холодный металл…
А щупальца-корни все вытягивались и вытягивались вверх, и вот уже на поверхности провала видна густо оплетенная корнями коробка метра два с половиной в длину, полметра в ширину и где-то метр в высоту. Толстые древесные жгуты медленно поднимали ее вверх – по покачиванию коробки можно было сказать, что предмет этот очень тяжелый. Наконец, зеленые корни подняли свою ношу на уровень груди Сломленных и синдореев и замерли.
Уже знакомый жрец подошел к появившемуся из-под земли предмету и осторожно коснулся полым внутри деревянным посохом густо обвивающих коробку корней. Древесные путы вновь зашевелились, точно разозленные змеи, и медленно поползли вниз, оставляя только те корни, на которых покоилась тяжелая ноша. По густым слоем тонких древесных щупалец оказалось, что коробка накрыта большим полотнищем из бархатной изумрудной ткани, расшитой сплошной серебряной сетью из кленовых листьев, а также серебряным шнуром-каймой и пухлыми серебряными кистями по углам. Жрец протянул к полотнищу тяжелую трехпалую кисть и бесцеремонно сорвал драгоценную ткань – протестующий вопль Феранн разорвал загустевший, точно смола, воздух над поляной. То, что было под изумрудным холстом… у Airrage попросту отвалилась челюсть.
Зеленоватые корни поддерживали на весу коробку из полированного черного мрамора с изогнутыми на кальдорейский манер стенками. Углы ее составляли четыре выточенных из изумруда больших, на всю высоту сооружения, зеленых драконоподобных гуманоида, стоящие вертикально на трехпалых задних лапах, сложившие крылья и изящно изогнувшие длинные ящеричные хвосты, с мечами в чешуйчатых и когтистых четырехпалых руках. На длинных боковых стенах – серебряные изображения фаз Луны, на ближней к рейд-лидерше черномраморной плите серебром же были выгравированы какие-то слова на дарнасском – Airrage не смогла разглядеть. Но самой необычной оказалась крышка этого сооружения – цельная, тонкая, прозрачная, плотно прилегающая к краям изогнутого черного мрамора пластина, выточенная из цельного куска изумруда.
Опустошитель подтащил рейд-лидершу ближе к черномраморному великолепию, и, заглянув сквозь прозрачный изумруд, Airrage увидела…
Изнутри мрамор был задрапирован таким же изумрудным бархатом с узором из серебряных кленовых листьев, какой лежал сейчас, брошенный, на осколках золотой травы. На этой яркой, мягкой ткани, на сделанной из нее же подушке лежал… да, это был он. Иллидан Штормрэйдж. Его тело оказалось абсолютно не тронуто тлением, а все еще зияющая сбоку шеи смертельная рана выглядела чисто и аккуратно. Повелитель Запределья не был похож на других мертвецов, которых доводилось видеть синдорейке: левая нога приподнята и опирается на копыто, левая рука расслабленно покоится вдоль тела, а правая лежит чуть повыше правого колена, голова чуть склонена вбок, черные, точно смоль, длинные волосы властно разбросаны по спине и плечам, широкие коричневатые изодранные крылья полураскрыты.
Феранн, дрожащая с головы до пят и сотрясаемая неудержимыми, но сухими рыданиями, медленно поднялась с колен, осторожно заглянула в изумрудное стекло, мягко коснулась его ярко-лазурными пальцами и отерла пыль с того места, где находилось лицо ее возлюбленного. А затем упала, ударилась грудью о холодную гробницу, прижалась к немому камню, и над поляной повисли ее нескончаемые, беззвучные рыдания, когда хочешь плакать, но от горя не можешь – слез нет, они просто закончились…
— Недурно, хозяйка Черного Храма… совсем не дурно, — произнес лидер Сломленных. – Только позволь узнать, почему именно так?
— Я хотела, чтобы он казался живым, — утирая щеки тыльной стороной ладони, прошептала кальдорейка, — чтобы казалось, он только спит – и вот-вот встанет из своей гробницы…
И тут Airrage вдруг осенило.
— Семирамида, — шепнула она, в упор глядя на Феранн. – Вот они какие, твои висячие сады…
Девушка бросила страдальческий взгляд на рейд-лидершу.
— Когда я уходила, этого золотого сада еще не было… Наверное, он должен был стать символом… что я больше не уйду…
Акама в ответ снисходительно склонил голову и негромко сказал:
— Ты помнишь, хозяйка Черного Храма? Ты помнишь его последнее обещание?
Феранн припала длинным заостренным ушком к холодной изумрудной плите, там, где находилось сердце Повелителя Запределья. Да. Она помнила… так, как будто это было только вчера…
…Шел уже третий день после того, как она очнулась после происшествий в Крепости Бурь. В Черном Храме было неспокойно, он разваливался на куски. Снова…
«Если ты сейчас же не пойдешь и не уймешь своего любовника, я…»
Друидесса не успела узнать, что такое придумал лидер Сломленных для их господина. Она медленно шла – пурпурное кимоно неслышно шелестело на гладком холодном камне, нижняя половина лица была скрыта за ярко-красным с золотыми павлинами веером, тонкие ступни выступали широкими, торжественными шагами, несмотря на высокую платформу. В темном коридоре мелькали неверные силуэты Темных орков и раздосадованных Сломленных. Дома было неспокойно… и в такие тяжелые времена вся тьма Черного Храма лилась юной кальдорейке на голову. Она старалась смотреть только прямо, но не смогла заставить себя не замечать враждебных взглядов, направленных ей в спину и даже в лицо, тихого шепота и сдержанных смешков, от которых не смог защитить жрицу природы лунный свет ее волос… У Сломленных не хватало духу высказать своему повелителю все то, что они о нем думают – но Феранн для них была никем, и подопечные Акамы даже почти не скрывали своего враждебного к ней отношения.
Тихо зашелестели открываемые каменные врата, шуршащие по полированному обсидиановому полу. Случайный лучик солнечного света проник в сердце Запределья, но тут же умер – друидесса незаметно проскользнула в Тронный Зал. Здесь было темно, но кальдорейское зрение помогло ей Увидеть.
Огромная зала, казалось, устремляла весь взор на одну-единственную точку – на свой венец, Трон Запределья, возвышающийся на огромном помосте, состоящим, может, из сотни маленьких сужающихся ступенек, вогнутых наружу и создающих ощущение растекающейся воды.
Обычно, едва увидев Повелителя Запределья, девушка сначала по-драэнейски кланялась ему, но в этот раз она не сделала этого. Осторожно, чтобы не упасть с высокой лестницы на огромной платформе, Феранн стала медленно подниматься вверх, больше не закрывая лицо, но чуть раскинув руки, словно в мудром приветствии.
Лорд Иллидан сидел на троне, скособочившись, и, положив левый локоть на подлокотник, оперся лбом о ладонь, в его правой руке покоился знакомый нажий кубок. Его длинные вороные волосы растрепались, чешуйчатые крылья поникли, вдобавок от возлюбленного сильно пахло дорогим вином. Даже тусклый блеск изумрудных глаз не мог сбить с толку – он дремлет.
Друидесса тихо присела на одно колено и нерешительно протянула ладонь, точно хотела коснуться его лица, но затем плавно остановилась.
— Лорд Иллидан… — негромко позвала она.
Прошло несколько секунд, прежде чем глубокое мерное дыхание оборвалось.
— М-м? – точно находясь в полусне, отрывисто и хрипловато вырвалось из груди полудемона. Он оставался неподвижен, точно изваяние.
— Лорд Иллидан… я думаю, что Вам не надо больше пить, — тихо, но уверенно настояла девушка, которая терпеть не могла никакой выпивки. Тонкие пальцы потянулись к полупустому кубку и обхватили его за чашу. Иллидан словно проснулся – свободной рукой он протестующее обхватил предплечье сжимающей сосуд руки, оторвал нежно-лазурную ладонь, поднял и медленно сдавил запястье, но, кажется, не рассчитал силу – Феранн чувствовала, как съеживаются и трещат ее тонкие кости.
— Что… а-а… Пустите, лорд Иллидан, пустите – мне же больно…
От боли и бессилия девушка изогнулась, а затем по какому-то неведомому инстинкту, порыву схватила свободной рукой Повелителя за рог…
Иллидан терпеть не мог, когда кто-то прикасался к его рогам – это была точно кнопка, мгновенно приводящая слугу Кил’джейдена в ярость. Особенно сейчас.
Тишину Тронного Зала прорезал только резкий, хлопающий удар – и юная кальдорейка полетела, точно былинка по ветру, и упала где-то на середине лестницы, ударившись бедром и распластавшись на боку. Послышался звон брошенного драгоценного кубка и плеск текущего по ступеням вина, а затем быстрое, твердое цоканье копыт по узким каменным ступеням. Девушка, держась обеими руками за горящую левую щеку, уже присела на пятки, когда чья-то огромная фигура опустилась рядом на колени.
— Тебе больно? – тихо произнес откуда-то сверху обеспокоенный голос.
Иллидан мягко отнял руки девушки от ее лица – она тихо всхлипывала, изо всех сил борясь с болезненным желанием разреветься. Впрочем, от боли тонкие прозрачные дорожки слез на ее щеках все же появились. Лорд осторожно коснулся губами чуть покрасневшей кожи на щеке друидессы.
— А-а… — болезненно выдохнув, кальдорейка судорожно зажмурилась и попыталась отстраниться от влажных губ своего повелителя.
Тот на секунду застыл, а после все еще без изящества, но со страстью поцеловал девушке тыльную сторону ладони.
— Прости меня… — сорвалась с его губ немыслимая фраза. – Прости, прости… — в обычном состоянии у него не хватало сил перешагнуть через свою гордость, и, если Повелитель Запределья был виноват, он мог приласкать Феранн, но чтобы извиниться… такое случилось впервые.
Внезапно лазурнокожую эльфийку оторвали от земли сильные руки, и она, испугавшись, что ее уронят, обхватила своего пленителя за шею. Но полудемон шел уверенно, и казалось, двухметровая кальдорейка у него на руках – всего лишь пушинка. Добравшись до Трона Запределья, слуга Кил’джейдена усадил свою ношу на символ власти, а сам, встав рядом на коленях, откинул волну белокурых волос с поврежденной щеки, мягко провел по красноватому отпечатку ладони большим пальцем – синяк гарантирован. Однако полудемон едва мог сдержать улыбку, когда смотрел, как друидесса сидит на троне – неуверенно поджав под себя ноги, ссутулившись и опасливо сложив руки на груди – создавалось впечатление, что она оказалась здесь случайно, что кальдорейка не уверена, можно ли ей сидеть на этом троне.
— Тебе неуютно? – покрытые паутиной зеленых печатей руки подхватили друидессу, как котенка. Лорд Иллидан уселся на трон, довольно вытянув ноги, а после усадил девушку себе на колени. Та, кажется, уже понемногу оправлялась от шока.
— Л-лорд Иллидан… скажите мне… ч-что с Вами?
Повелитель Запределья грустно хохотнул.
— А разве не видишь, Феранн? Я теряю власть. Меня покинули леди Важж и Каэль’тас Санстрайдер – это половина моей армии… лучшая половина. Акама недалеко от них ушел. И, в довершении всего – ты, Феранн. Ты тоже покидаешь меня.
— Вы пьян, мой лорд, — осторожно шепнула друидесса.
Повелитель Запределья безумно рассмеялся.
— Я?! Пьян?! Да, я пьян, котенок. И я дурак… Скажи мне, скажи, Феранн, — его пальцы крепко стиснули ее ладони, — почему ты уходишь?
— Лорд Иллидан, я… наверное, так нужно… Но Вы же сами предложили!
— Да, я предложил – но я надеялся! Надеялся, что ты откажешься! – стиснув зубы, процедил Иллидан. – Котенок, скажи мне, чего ты хочешь – богатства, власти, могущества? Я дам тебе все – только останься здесь… Ну не уходи! – его разящая вином щека прижалась к здоровой щеке остолбеневшей Феранн.
— Лорд Иллидан… что Вы такое говорите? Почему… — выдохнула пораженная до мозга костей девушка.
Лорд Иллидан чуть улыбнулся, целуя свою пленницу в шею.
— А разве не понятно?! Я привык, Феранн… Привык, что постель моя всегда тепла… что ночью меня незабвенно ждут твои нежные ласки… что я в любой момент могу просто отдохнуть от дел мирских. Я привык к твоей преданности, к твоей любви… я привык к тебе, Феранн.
— Лорд Иллидан, скажите… я похожа на Тиранду Виспервинд?
Полудемон как-то грустно усмехнулся.
— Так может сказать только тот, кто знает вас обоих только вскользь. Так по-дурацки устроено кальдорейское общество: оно выращивает для себя девушек-воительниц и чувственных юношей… Ты не такая, Феранн… не такая. Я тоже.
Прошло некоторое время, прежде чем лазурнокожая эльфийка вновь обрела дар речи.
— Лорд Иллидан… Вы же знаете… я очень слаба. У Вас еще осталось много врагов… и они всегда смогут использовать меня против Вас. Как я могу подвергать Вас такой опасности? И это проклятие… Лорд Иллидан, я вернусь – обязательно вернусь, и больше не уйду, обещаю Вам. Только… прошу Вас… отпустите Сломленных…
Полудемон вздрогнул. Некоторое время он оставался неподвижен – целую вечность…
— Хорошо, Феранн. Как только ты вернешься – я отпущу Акаму. Я обещаю тебе.
Феранн благодарно обняла своего благодетеля за шею, тот приник к ее волосам.
— Не растерешь мне спинку? – вдруг неожиданно бросил Иллидан, словно играючи…
Друидесса, чуть оторвав лицо от мраморной гробницы, горько усмехнулась.
— Акама… твои острые уши всегда знали чуть больше, чем полагалось знать…
Airrage медленно перевела взгляд с кальдорейки на жрецов, оцепивших поляну.
— Кому поклоняетесь вы, Сломленные? – вдруг сорвалось с ее губ.
Акама сурово посмотрел на эльфийку крови.
— Надвигаются суровые времена, юная леди. Драэнеи Альянса вновь заполонили
Запределье – и, хоть их лидер Велен лоялен к нам, но его рядовые солдаты вовсе не рады делить осколок Драэнора со своими бывшими собратьями. Возможно, скоро с драэнеями начнутся кровавые стычки – и Сломленные должны быть готовы ко всему. У нас не было своих лекарей. Кто?! Друиды?! Кто научит нас друидизму – вы, ночные эльфы?! Паладины?! Их знания утрачены нами вместе с голосом Света. Шаманы?! Как можно подумать о том, чтобы хоть один Сломленный согласился стать шаманом после того, что сделали с нами орки?! Остались только жрецы… но в Запределье нет высших сил. Наши священники – благороднейшие из Сломленных, они пожертвовали собой ради благополучия всей расы…
— Кто?! – переспросила рейд-лидерша, может, чуть резче, чем следовало – но Акама этого не заметил.
— Старые Боги… — тихо сказал лидер Сломленных. – Ваши, Старые Боги Азерота – К’Тун, Йогг-Сарон, Низзот…
Но остаток фразы утонул в срывающимся визге жрицы природы:
— ВЫ С УМА СОШЛИ!!! ОНИ ЖЕ ХОТЯТ УНИЧТОЖИТЬ МИР!!! И СВЕСТИ С УМА ИСИРУ!!!
— Они хотят уничтожить ваш мир, — уточнил Акама, — а на ваш мир мне, простите, глубоко наплевать.
Золотые Чертоги разорвало от протестующего крика кальдорейки, полного ярости и отчаяния. Заглушая этот излишне эмоциональный вопль, темная жрица прорычала:
— Мне казалось, что всякий, чьего разума даже слегка коснутся Старые Боги, окончательно и бесповоротно сходит с ума.
— Да, — подтвердил главный жрец. – Но не сразу…
Под громкий визг ночная эльфийка сорвалась с изумрудной плиты и бросилась на грудь лидера Сломленных, однако в кошку она не превратилась, и только вцепилась мертвой хваткой в его капюшон:
— СКАЖИ МНЕ, АКАМА, СКАЖИ… ЧТО ОСТАЛОСЬ ОТ ВАШЕГО ГОРДОГО НАРОДА?!! ЧТО ОСТАЛОСЬ ОТ ВАШИХ БЛАГОРОДНЫХ КОРНЕЙ, ОТ ВАШЕЙ ВЕРЫ В СВЕТ?!! ВЫ ПОГРЯЗЛИ В ЗЛЕ, АКАМА!!! ЧТО ОСТАЛОСЬ ОТ ВАШЕГО ЯЗЫКА, КРОМЕ ВАШИХ ИМЕН?!! СКАЖИ МНЕ, АКАМА: ТЫ ЕЩЕ ПОМНИШЬ, КАК БУДЕТ ПО-ДРЕАЭНЕЙСКИ «ЛУНА»?!!
— «Индира», — тихо прошептал сам себе охотник, стоящий прямо за спиной Airrage. – Однако это тоже имя… женское…
Феранн взвизгнула, но лидер Сломленных грубо оттолкнул кальдорейку, охваченную ужасом – та вновь повалилась на изумрудную плиту. А после Акама заговорил, шелестя, как ползущая змея:
— Может, хозяйка Черного Храма, мы и забыли свой язык. Может, мы больше не можем разговаривать со Светом. Может, мы изувеченные и прокаженные – но мы свободны, Феранн. Каждый из нас сам выбирает, кем ему стать, во что верить и за кого сражаться… Думаешь, это неправильно? Думаешь, общество твоих длинноухих устроено лучше? А что тогда правильно?! Как бы то ни было, хозяйка оков, мы сами выбрали свой путь. И МЫ БУДЕМ ЖИТЬ!!!
— НУ ТАК ЖИВИТЕ!!! Живите с честью, живите с правдой, живите с любовью Элун в сердце! Живите свободными от зла!
Акама сухо усмехнулся.
— Эта игра слишком затянулась, хозяйка сердец… Мы слишком отдалились от того, с чего начался наш путь – или ты, или я. Я не могу умереть, Феранн.
— Акама… — вдруг закрыла глаза друидесса. – Хочешь правду, Акама? Мне не нужна твоя кровь. Ни один из живущих не грешен настолько, чтобы быть убитым – ибо если ты живешь в подлунном мире, то нужен ему. Ночная Воительница сама решает, когда вышел срок – и нам ли ослушаться Ее воли? Сознаюсь, что еще год назад жажда мщения затмевала мне разум, но теперь… Нет. Меня должна поддерживать любовь к лорду Иллидану, а не ненависть к тебе. Я прибыла сюда, только чтобы попросить тебя, Акама, лишь об одном – давай разойдемся миром. Оставь меня… и мое Сокровище – и ты больше не увидишь меня.
— У тебя больше нет сокровища, бывшая хозяйка – ты все отдала этим… А что до твоей просьбы…
Стремительно, словно молния, Акама подлетел к лазурнокожей эльфийке. Та среагировала мгновенно, отразив удар лидера Сломленных посохом. Но у разбойника остался еще один клинок…
Тишину пронзил лишь разрывающий барабанные перепонки крик темной жрицы и лишь сдавленный стон…
Изумрудная плита обагрилась темной кальдорейской кровью – лидер Сломленных вогнал свой серп девушке между грудью и животом. Извне не было видно ничего – но острие клинка вошло в легкое, коснулось грудины, проткнуло сердце… изо рта жрицы природы полилась кровь…
Лидер Сломленных склонился ниже над умирающей эльфийкой:
— …как я могу поверить тебе, когда ты не выполнила обещание даже своему возлюбленному?! Я знаю тебя, Феранн… слишком хорошо знаю. Ты отступишь в тень, как кошка, а после выпрыгнешь из тьмы, попытаешься еще и еще, пока не добъешься своей цели…
— Я… прос… тила те… бя… и… пусть… это… ос… та… нет… ся… тво… им… прок… ляти… ем… силу… кото… рого… ты… не пой… мешь… никогда!
Резко повернув клинок, разбойник остановил этот словесный поток. Освежевав кальдорейку изнутри, он не вынул лезвие, но держал его. Девушка же, в последний раз протянув руки к небу, упала на сияющую гробницу, прямо в лужу собственной крови, затихла и больше не шевелилась…
Десять, девять, восемь, семь…
А Airrage рвалась, как зверь, но бесполезно – опустошитель крепко держал свою добычу, а ману темной жрицы сжигали, не успевала та произнести заклинание.
Шесть, пять, четыре, три…
В затихающем, воспаленном мозгу юной жрицы природы невесть откуда прозвучали слова того зловещего пророка, которых не было в его послании:
«…Ликуйте, люди! Холоден клинок,
а в окнах алый свет уже давно».
Два, один, смерть…
Тонкие ярко-лазурные пальцы, слабо обхватившие запястье своего убийцы, сжались в последний раз и упали, точно ветошь, на холодный черный камень. Акама легко вынул окровавленный клинок из тела ночной эльфийки.
— НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!!!!!!!
От крика эльфийки крови, казалось, задрожала золотая трава и камни бирюзы вместо листьев, запрыгали светильники в руках демонов и черномраморный гроб – задрожало все…
Где-то внизу послышался шум, воинственные крики и лязг металла о металл – крик рейд-лидерши словно разбудил членов Кровавого Знамени. Сама темная жрица изловчилась и, выхватив посох из рук охотника, ударила рукоятью Ланцета Вскипания Крови опустошителя между глаз. Зверь визгливо зашипел и отпустил светлокожую эльфийку, та бросилась на пол, уворачиваясь от пущенной в нее стрелы охотника-Сломленного, и, как настоящий джедай, посохом выбила лук из его руки.
— Персик! – вдруг заорал обезоруженный враг, чем абсолютно сбил темную жрицу с толку. Но бездействовать ей пришлось недолго – здоровенный опустошитель налетел на синдорейку со скоростью пущенной из лука стрелы и с силой быка – до Airrage задним числом вдруг дошло, кто такой этот «Персик». Ускользнув от несущих смерть и острых как бритва передних лап зверя, рейд-лидерша с помощью магии испугала его, но праздновать победу пришлось недолго – рядом находилось еще разбойник, маг и восемь таких же, как она – жрецов.
Сгусток тьмы подбросило в воздух и ударило спиной о золотое дерево, Airrage закричала – кто-то снова поджег ей ману. Шипя от ярости и боли, она вновь попыталась встать, но не вовремя подоспевший Сломленный-маг собрался запустить в темную жрицу огненным шаром. Он почти уже закончил заклинание, способное разорвать синдорейку на куски…
— ДА СДОХНИТЕ ЖЕ ВЫ!!!
Мага оторвало от земли, как пушинку, он, ударившись подбородком об пол, по-волчьи взвыл и заскреб темными ногтями по золотой траве, но Черный Кречет продолжал неумолимо тащить несчастного заклинателя. Лицо Рыцаря Смерти было искажено от холодной злобы – казалось, даже самая лютая ненависть не смогла бы выразить столько ярости, сколько было сейчас в этом взгляде.
Сломленный взвыл и, направив посох эльфу крови в лицо, как змея, зашипел очередное заклинание. Синдорей поддернул руну еще раз, но та не поддалась. Черный Кречет, услышав яростный шепот за своей спиной, холодно обернулся: Сломленный-колдун своими чарами не давал ордынцу пользоваться магией – а тем временем маг уже встал на ноги.
Яростный крик разорвал Золотые Чертоги – это Берстин, гитарист-воин-андед выбежал на разоренную поляну. Сверкнул металл, взвился в воздух, точно веер гейши, острый меч – и злосчастный маг обмыл траву кровавым дождем, медленно, точно в замедленной съемке падая с рассеченной пополам головой. Колдун завизжал от ярости и уже зашипел проклятие, способное погрузить чернокожего в безысходную агонию – но у эльфов крови было кредо. Мстить за все.
Черный Кречет стремительно, точно пикирующий сапсан, подлетел к демонопоклоннику и закованным в латы кулаком ударил Сломленного в диафрагму, заставив того подавиться собственными проклятиями. Рукоять покрытого рунами меча взвилась вверх, точно птица, и ударом по нечестивой пасти Рыцарь Смерти свалил противника на землю. Продолжив это стремительное, летящее движение, синдорей занес клинок над побежденным и…
— НЕ УБИВАЙ МЕНЯ!!!
Конец фразы утонул в предсмертном хрипе. Черный Кречет вонзил свой рунный клинок Сломленному в горло, насквозь прошив все его тело лезвием меча. Теплая кровь брызнула ордынцу на лицо, сморщенное тело осело, а синдорей, быстро вынув клинок, холодно отер алую жидкость со щеки – но только сильнее размазал ее.
Airrage, обычно спокойная и рассудительная, теперь была вне себя от ярости. Поймав неосторожного охотника в свои чары, темная жрица откровенно издевалась над ним, причиняя Сломленному не смертельные, но оттого не менее мучительные повреждения, благо Персик сейчас был занят битвой с Берстином. Черный Кречет же в это время умудрялся держать в ловушке рун сразу несколько жрецов Старых Богов, тем более что членов Кровавого Знамени высыпало на поляну все больше и больше.
Но подопечных Акамы было еще больше – да и сам Акама отличался немалой, если не сказать больше, силой и проворством. В конце концов, Airrage поняла, что пора заканчивать с играми – и, подобрав оброненный кем-то из Сломленных саронитовый кинжал, темная жрица вновь забралась в мысли побежденного, обездвижив его.
— Спи спокойно, враг мой, — острый, точно язык аристократки металлический шип пронзил висок охотника, словно пуля. — АКАМА!!! ГДЕ ТЫ, СУКИН СЫН?!! – неистово заревела поднявшаяся с колен синдорейка. Но договорить ей не дали – неожиданно пришедшее подкрепление Сломленных быстро теснило ордынцев к середине поляны, вновь подоспевшие жрецы Старых Богов как пулеметы читали заклинания воскрешения. Казалось, что судьба обратила время вспять – теперь Орда сражалась, как зверь, в безвыигрышном сражении с теми, кого в прошлом пригнетала.
Кровавое Знамя неумолимо терпело поражение, но для рейд-лидерши теперь это было уже не важно. Акама – все, что сейчас для нее существовало. Airrage пробивалась сквозь толпу, точно ураган, словно сам Тундераан, сын крылатого змея, наделил ее своей силой. Этот подонок осмелился остаться там же, где и был – у самого черномраморного гроба, чья прозрачная изумрудная крышка теперь была залита темной и теплой кальдорейской кровью…
— АКАМА!!! ТЫ …!!! — она обозвала лидера Сломленных таким словом и таким сравнением, что заставила вздрогнуть самых развращенных колдунов. – ВЫХОДИ, УБЛЮДОК, И СРАЗИСЬ СО МНОЙ ОДИН НА ОДИН!!!
Летящие жреческие одеяния не смогли защитить синдорейку от смертельного саронитового когтя стрелы, пущенной в спину. Стрела попала ей в лопатку – и эльфийку крови бросило вперед и вниз, но она не распласталась на осколках золотой травы, как хотел того вероломный охотник – она оперлась на руки, как разъяренный бык, глядя в лицо лидеру Сломленных. Небрежно стерев ладонью тонкую алую струйку, растекающуюся по губе, синдорейка встала – и за спиной услышала, как скрипит вновь натягиваемая тетива тугого лука. Резко развернувшись, темная жрица хотела ответить, но не успела – и листья бирюзы на винтовых деревьях задрожали от вопля Сломленного-охотника, осмелившегося бросить вызов рейд-лидерше. Зуларана в облике здоровенного ярко-голубого медведя с огромными клыками преградила путь охотнику и, в бешенстве рыча, с размаху ударила подопечного Акамы когтистой лапой – и голубоватая рука Сломленного бессильно шлепнулась на обнаженный камень.
А сам Акама уже перешел в наступление – мгновенно исчезнув, серокожая фигура появилась вдруг у самого носа темной жрицы, но та уже была готова ответить. Airrage быстро наколдовала «Слово Силы: Боль», выпуская на волю всю свою ману, всю свою ярость – и заклинание быстро нашло свою цель. Сломленный покачнулся, кожаный капюшон упал с его лица – и темная жрица едва не завизжала от бешенства: это был не Акама! Та же серая кожа, те же разбойничьи навыки – но это был не он. НЕ ОН!!! Видимо, не только лидер Сломленных считал себя пупом земли – его подопечные тоже так считали, и отвлекли ордынцев, дали ему время скрыться…
Бывшие иллидари вновь, как паровой каток, давили превосходящими силами и числом войско Airrage, сжимали вокруг ордынцев смертельное кольцо, едва не кидая их в яму под гробницей. Синдорейке и так уже дышали в затылок гуманоидов десять, а Сломленные все продолжали остервенело бить своими огнями и мечами, все приближали неумолимую кончину…
Крики воителей, лязг металла и грохот заклинаний точно ударом меча были разорваны оглушительным воем боевого рога – воем, от которого задрожали стены Золотых Чертогов, от которого поднялась пыль с обнаженного камня, от которого заколыхалось колдовское пламя в золотых светильниках статуй эредаров – воем, поглотившим все… А затем острый эльфийский слух разорвал воинственный боевой клич: «ЗА ОРДУ!!!», и топот множества ног наполнил сокровищницу Черного Храма. Сердце Airrage радостно ухнуло – она слишком хорошо знала, кому принадлежит этот трубный вой, этот огромный рог, ведь она сама столько раз держала его в руках…
— НУ ЖЕ, КРОВАВОЕ ЗНАМЯ!!! ПОБЕДА БЛИЗКО – ДАВАЙТЕ ЖЕ НАПОСЛЕДОК ПОДДАДИМ ПОД ЗАД ЭТИМ НЕДОЧЕЛОВЕКАМ!!! – с этим криком рейд-лидерша бросилась прямо в самое пекло боя, воодушевляя этим поступком своих подопечных. Члены Кровавого Знамени воинственно заревели и бросились вперед за своей командиршей, но не тут-то было: Сломленные, явно не без помощи своего лидера, уже и сами поняли, что дело нечисто, и сочли за лучшее ретироваться. Ордынцам ничего не осталось, кроме как радостно преследовать убегающих по широким залам Золотых Чертогов Сломленных – но это почти не дало результатов, кроме того, что Кровавое Знамя, наконец, воссоединилось со своим долгожданным подкреплением – небольшим, но мощным. Их было всего одиннадцать: два брата-синдорея – неудержимый, точно танк, паладин Горацио Кейн и яростный воин Декард Кейн; славящийся умением ликвидировать противника гоблин-разбойник Нори Технократ; всегда готовый исцелить союзников таурен-паладин Винди Хатор; сведущий в тайной магии андед-маг Синор; огненная колдунья-андедка Стальная Энн; искусный стрелок, гоблин-охотник Снаури Хитрый; отдавшаяся власти нечестивых рун гоблинша-Рыцарь Смерти Ниффи Змеевик; послушный воле Лоа тролль-жрец Зул-Чин; превосходно залечивающий раны гоблин-шаман Этцель Реторта и, конечно, глава Кровавого Знамени – вооруженный сразу двумя мечами, мастер боя андед-разбойник Веремар Совершенный держал сейчас в руках один из величайших артефактов Кровавого Знамени – левый рог Крыла Смерти, украшенный трофейными рваными знаменами цвета крови. Вместе с Airrage они составляли всю элитную верхушку гильдии Кровавое Знамя, и они вступили в Золотые Чертоги, как новые хозяева, готовые заявить свои безграничные права на сокровища всего Запределья.
Ибо с сегодняшнего дня это сделать больше некому.
***
Пыль понемногу оседала на ослепительное золото в сокровищнице Черного Храма, но так и не смогла оттенить великолепие драгоценного сада. Гоблины тут же принялись подсчитывать стоимость всех сокровищ Запределья, многие ордынцы разбрелись по Золотым Чертогам, любуясь великолепию статуй, фонтанов и деревьев. Где-то вдали послышалась хрустальная песня серебряного соловья, усыпанного драгоценными камнями, где-то рядом – шелест пересыпаемых самоцветов, – похоже, кто-то в экстазе «плавал» в золотом фонтане.
Никогда еще внутри сухой и прагматичной Airrage не было так пусто. Странно… Она так и не смогла заставить себя торжествовать над победой, к которой привела свою гильдию. Не смогла… Она просто вяло бродила по сияющему лесу, по бесконечной роще, по висячим садам… принадлежащим только Феранн.
Ноги сами несли темную жрицу вглубь сокровищницы, на ту злосчастную поляну, которую она ненавидела и не хотела видеть – но должна была.
В тихом, тайном склепе оказалось поразительно пусто. Разбитая золотая трава убогими кусками, вперемешку с осколками каменного пола валялась под золотыми деревьями, охраняющими поляну. Кальдорейский черномраморный гроб до сих пор висел в воздухе, поддерживаемый колонной зеленых корней, а рядом с ним, на земле, валялось бархатное изумрудное покрывало с серебряным шнуром-каймой и кистями по углам, расшитое серебряной паутиной кленовых листьев. Прозрачная изумрудная крышка оказалась залита темной, как сливовый сок, уже успевшей остыть кровью, правый бок от подножья гроба тоже был в зловещих полосках сока жизни. Феранн лежала на боку, скорчившись под собственным творением, точно ей было смертельно холодно – видимо, во время битвы ее тело упало вниз с полированной крышки.
Темная жрица даже не стала пытаться воскресить проводницу – и так понятно, что слишком поздно, что это будет пустая трата маны. Синдорейка мягко подошла к телу друидессы и перевернула ее на спину – в лице кальдорейки застыла светлая печаль, она точно сетовала, что не успела… а что она не успела? Убить Акаму? Нет, не то… Наверное, Феранн хотела за бесконечную кальдорейскую жизнь услышать все легенды Бездонной Пустоши и однажды рассказать их в какой-нибудь таверне… а теперь не сможет.
Легкий холодный перезвон засеребрился где-то сзади. Airrage обернулась – прямо за ее спиной стоял темноволосый эльф крови с сияющими голубыми глазами, закованный в отороченные мехом латы. Черный Кречет не наклонился ниже, но так и остался стоять столбом над поверженной друидессой – так, словно это он ее убил.
Темная жрица отвернулась к черномраморному гробу, легонько стукнула посохом по изумрудной крышке – кровь и пыль, покрывающие гробницу, негромко зашипели, задымились и растворились в воздухе, словно их и не было. Синдорей же, точно каменный, остался стоять, опустив голову.
— Такое с тобой в первый раз, Черный Кречет, — наконец, первой подала голос темная жрица. — Ты никогда не отличался особой чувствительность, но чтобы придти и навестить кого-нибудь…
Рыцарь Смерти, помедлив, глубоко вздохнул и тихо сказал:
— Мне… нравился характер… Феранн. Мне кажется, она умела уважать ближних… даже, наверное, меня. Пожалуй, с ней бы я, может быть, согласился бы странствовать вместе… несмотря даже на ее недостаток опыта. Это странно… но впервые в смерти я чувствую что-то помимо собственной боли. Ты не поймешь этого… Но я все-таки чувствую… да, чувствую…
— Что ты там чувствуешь, мой бледнолицый друг? – с легкой иронией улыбнулась Airrage, но Черный Кречет не обратил на это совершенно никакого внимания.
— Печаль… я чувствую скорбь, и на этот раз – отнюдь не Стылую. Мне действительно жаль, что все так вышло. Мне кажется это несколько… неправильным.
Синдорейка не смогла не удержаться, чтобы не прыснуть.
— Несколько неправильным?! НЕСКОЛЬКО?!!
— Остынь, подруга, — схватил темную жрицу за посох Берстин, только что подошедший к телу Феранн. – Ты же жрица! Давай лучше помоги сопроводить друидессу в последний путь!
Где-то у края сознания послышался шепот, ордынская троица обернулась. Двое друидесс – тролльша Зуларана и тауренка Тарак’хаи – стояли у края провала, из которого появилась живая колонна зеленоватых корней. Синдореи чувствовали, как течет божественная магия по поверхности черномраморной гробницы, как пронизывают ее вдоль и поперек мистические силы… Вдруг из зияющей дыры, совсем рядом с последним пристанищем Повелителя Запределья выбрался тонкий изумрудный росток, он все рос и ширился, пока не вырос в колонну, такую же широкую, как и та, что поддерживала гробницу. Что-то внутри плотного древесного клубка полыхало и гудело, и двигалось, точно змеи на нажьих головах. Так прошло довольно много времени – минут пять, не меньше, – и корни, наконец, открыли свою ношу, точно распустившийся анемон.
Берстин ахнул – внутри оказалась такая же гробница, как и та, иллиданова – но создана она была из чистейшего белого мрамора, и ткани не было ни снаружи, ни внутри. Airrage от изумления открыла рот.
— Друиды сегодня превосходят самих себя, — заключила она. Тарак’хаи лишь слабо улыбнулась. – Можете привести сюда магов?
Друидессы кивнули и растворились в золотой роще. Темная жрица придирчиво осмотрела новоявленное сооружение. У подножья беломраморного ложа серебром были выгравированы слова на дарнасском – вне сомнения, такие же, как начертанные и у подножья черномраморного гроба:
«Как мантикора среди львов
ты был средь сыновей Элун.
Рок без пощад в огне веков
тебя жестоко обманул.
Но след остался навсегда
в мирах и людях там живущих.
Пусть дрема сладка и легка,
Исира милостива будет».
Синдорейка не была великим мастером по части создания стихов, баллад и прочей фигни, как Феранн. Однако, чуть поразмыслив, она коснулась посохом серебряных букв, и они перетекли в небольшую эпиграмму:
«Здесь свой покой последний ты нашла,
жрица без храма и подруга льва».
— Значит, она все-таки была… э-э-э… иллидари? – тщательно подбирая слова, произнес сзади хриплый потусторонний голос. Airrage обернулась – это Веремар бесшумно подкрался к темной жрице. Синдорейка прокашлялась.
— Г-хм… В общем – да. Только все оказалось совсем не так, как мы думали… как я думала.
Темная жрица придирчиво осмотрела охладевший труп и вытерла кровь с губ и груди кальдорейки. Веремар неожиданно схватился за Ошейник непрерывных мучений, повертел в мертвых пальцах Перстень бездушной агрессии.
— А у этой Феранн неплохие вещи… для друида-кошки.
У практичной эльфийки крови волосы на голове дыбом встали.
— Веремар, имей совесть, хоть раз в смерти!
— Да ладно тебе, — отмахнулся лидер Кровавого Знамени, с сожалением кладя на место Идол искажения. – Мертвым добро не нужно.
Неожиданно засвистела изрезанная трещинами сталь, покрытая горящими синим пламенем рунами – это Черный Кречет стремительно достал свой меч и решительно коснулся острием клинка нежно-лазурной побледневшей шеи. От его взгляда, казалось, в душе поднималась снежная буря, а грозное лицо Рыцаря Смерти бескомпромиссно уверяло – он не отдаст труп кальдорейки.
— Мертвым зла не делают, — грозным, точно ломающийся лед, голосом сказал он. – Во всяком случае, окончательно мертвым.
Веремар встал резко, точно его ударило молнией.
— ТЫ КОМУ ПРИКАЗЫВАТЬ СМЕЕШЬ, НЕДОНОСОК?!! ДА ТЫ НЕ В СОСТОЯНИИ ПОБЕДИТЬ МЕНЯ, ДАЖЕ ЕСЛИ ТЕБЯ НА ДЕСЯТЬ ПОМНОЖИТЬ!!!
— Дело даже не в силе – ты, Веремар, не станешь настолько благородным, как эта мертвая ночная эльфийка, даже если тебя на сотню помножить! Ты вообще когда-нибудь слышал об элементарном уважении?!
— ХВАТИТ!!! – заорала вдруг Airrage. – ВЫ МНЕ ТУТ ЕЩЕ ПОДЕРИТЕСЬ ВОЗЛЕ ГРОБА!!! ЧЕРНЫЙ КРЕЧЕТ, хватит задираться с Веремаром! Веремар, ты, конечно, мой начальник, но, если будешь качать тут свои понты, получишь в глаз!
Как ни странно, глава Кровавого Знамени только рассмеялся, задрав голову и обнажив мертвецкое нёбо.
— Airrage! Наша каратистка Airrage, как всегда, в своем репертуаре! Небось, сама хочешь умыкнуть какую-нибудь вещичку, пока никто не видит? – андед хитро зыркнул на темную жрицу. – Да ладно, можешь не трудиться. Будет нехорошо, если ты, руководившая походом, получишь в результате такую же награду, как и рядовые солдаты, — разбойник скользнул недобрым взглядом по черноволосому синдорею, который все еще держал меч наготове. – Я тут подумал… думаю, сумки нашей проводницы ты, Airrage, можешь забрать себе. Или вы тоже собрались отправить их в небытие?
— Нет, — резковато отрезала синдорейка. – Сумки мы не собираемся отправлять в небытие.
Эльф крови презрительно отвернулся.
— Какой смысл, — сказал он тихо, точно для себя, — проживать две жизни подряд, если в них ты ничему не способен научиться?!
Уже знакомые ордынки-друидессы вернулись на поляну в сопровождении четырех магов. И вновь синдореи ощутили, как рвется возле них магия, только уже не божественная, а тайная, как она ползет по прозрачной изумрудной крышке, проникает внутрь и ощупывает каждую молекулу внутри… Та же магия потекла и по беломраморному ложу, превращаясь в изумрудный бархат, расшитый серебряной паутиной кленовых листьев.
— Пора, — шепнул Берстин. Черный Кречет кивнул и без особых усилий подхватил погибшую друидессу на руки, вместе с темной жрицей медленно зашагав к беломраморной гробнице. Airrage невольно обратила внимание на полуоткрытые глаза ночной эльфийки: золотое сияние потухло, и остались видны только матовые глазные яблоки, призрачно-белые радужки и пустые зрачки, как у вареной рыбы…
Airrage вообще терпеть не могла все эти жреческие обязанности, она предпочитала пыль вольных дорог и запах таверн – а отпевать умерших было самой нелюбимой из ее жреческих обязанностей. Темная жрица остановилась у подножья беломраморного гроба, Черный Кречет же торжественно зашагал к боковой плите. Тихо зазвенели Приговор смерти и Хвост кометы на теле Феранн, когда Рыцарь Смерти по неосторожности задел край плиты, покрытой серебряными изображениями фаз луны, плавно опуская тело в каменную коробку. Airrage уложила труп друидессы чуть набок, развернув девушку в сторону ее возлюбленного, согнула ей ноги в коленях и прислонила их к задрапированной тканью каменной стене. Ладонь ее правой руки также оказалась прислонена своей внутренней стороной к той же стене, а голова чуть повернута, точно кальдорейка смотрела сквозь стену и не могла налюбоваться; левая рука лежала на стройном животе – и, если бы ничего не случилось… так хозяйка Черного Храма могла отдыхать в золотом саду, скрытая сенью листьев из бирюзы, в окружении напевов игрушечных соловьев… Теперь ее лицо казалось спокойным и умиротворенным, и, если бы не рана, никто бы и не смог догадаться, что Феранн мертва, что больше она не встанет и не окинет окружающих золотистым светом своих мудрых, задумчивых глаз… Темная жрица почему-то считала, что, после всего случившегося, Феранн ждала именно такого конца. Кто знает, может, она отправилась в этот поход лишь в надежде умереть от рук убийцы всей ее надежды?
— Кто-нибудь хочет что-нибудь сказать? – обратилась синдорейка к редкой группе у беломраморного гроба.
Повисло неловкое, тягучее молчание, словно так и надо было.
— Пожалуй, я буду первым, — ввернул вдруг ни к селу ни к городу глава Кровавого Знамени Веремар Совершенный. – Итак, — торжественно начал он, — думаю, члены нашей гильдии согласятся, что Феранн Ашенлиф была действительно знаменательной личностью в истории Кровавого Знамени. Именно благодаря ей мы достигли немыслимого богатства и процветания – и при том совершенно бескорыстно. От имени всей гильдии я выражаю глубочайшие соболезнования нашему глубокоуважаемому меценату, погибшему при исполнении своего морального долга. Пусть наследие мисс Ашенлиф не будет забыто – и пусть ее имя всегда звучит в стенах нашей гильдии, когда богатства Черного Храма принесут Кровавому Знамени успех и процветание!
«Ну ты и завернул, детка, — грустно ухмыльнулась про себя темная жрица. – Ты бы еще ей счастья-здоровья пожелал».
Неожиданно вперед медленно выступил Черный Кречет.
— Пусть вся твоя любовь вернется к тебе, — негромко прошептал Рыцарь Смерти. – Надеюсь, за финальной чертой ты найдешь рядом всех тех, кого потеряла и ищешь.
Airrage точно током ударило. Она поняла, что проживающий уже вторую, такую ненавистную, жизнь синдорей думал в этот момент не о мертвой кальдорейке – на самом деле, он страстно желал того же самого, столько боли и горечи было в его голосе.
— Ха! – невольно вырвалось у Airrage, заставив всех присутствующих вздрогнуть. – Никогда бы не подумала, Черный Кречет, что на самом деле твоя мечта – домик в Мунглейде, жена на кухне и куча детей, бегающих вокруг нее!
Рыцарь Смерти, мгновенно посуровев, отступил в тень, точно побежденный жертвой одинокий хищный зверь.
— Ну, а мне остается только пожелать, чтобы сбылось твое последнее желание, — ненапряженно сказал Берстин, воин-гитарист-андед.
— Да уж… Веками ходят легенды о силе предсмертных проклятий, — вставила свою лепту тролль-друид Звериного Когтя Зуларана.
— Я не думаю, что Феранн хотела таким образом навредить Акаме, — возразила ее сестра по ремеслу, тауренка-мункинша Тарак’хаи. – Думаю, она хотела сказать, что вождь Сломленных никогда не сможет понять причину ее милости – этот вопрос, как проклятие, будет висеть над ним. Хотя, честно говоря, я не думаю, что убийца Феранн когда-нибудь задумается на этот счет, — с печальным вздохом пояснила друидесса.
И вновь наступила долгая тишина, прерываемая лишь размеренным дыханием стоящих вокруг живых и немертвых.
— Ну что, это все? – подняла брови темная жрица. – В таком случае, давайте закончим, — она, стоя у подножья беломраморного гроба, вновь повернулась к усопшей. – Еще сегодня утром ты, Феранн, рассказала мне древнюю кальдорейскую легенду о том, что отважно погибших в бою воителей Элун превращает в звезды. Ты погибла за свою душу, за свои убеждения – и, пожалуй, это было храбро. Пусть же твоя вера не оставит тебя и в загробном мире… подруга.
Окончание романа — в следующей части…
✔
Комментарии закрыты.