Пятая часть романа госпожи Светланы.
А наутро я оказалась в армии лорда Иллидана, среди наг – они хотя бы относились ко мне достаточно нейтрально, в то время как кель’дореи почти не скрывали своей надменной враждебности. И, хоть мной командовали, кроме леди Важж, две наги – Шакья и Ирудас, лорд Иллидан настоял, чтобы я осталась жить в его палатке, а не с Высокородными Ажары. А, кроме этого, я была обычной воительницей – воевала с орками и с демонами, помогала Сломленным, а после участвовала в штурме Черного Храма и убийстве Магэридона. И, самое главное – привыкала к своей новой жизни, привыкала к новым ролям и новым обязанностям…
Ты хочешь знать, Рэйдж, была ли я иллидари? Действительно ли я та самая гейша, про которую до сих пор рассказывают неприличные сказки Провидцы? И я отвечу тебе, Рэйдж, — впервые за весь разговор Феранн посмотрела темной жрице в глаза, ясно и прямо… и в ее взгляде засквозила какая-то легкая, бесстрастная печаль, — я была игрушкой – наградой, трофеем, куклой, которую красиво наряжают и которая призвана ублажать и не давать скучать хозяину… Я была игрушкой – любимой… но живой. И примерно так ко мне и относился лорд Иллидан – как к живой игрушке…
Я могла бы возненавидеть своего пленителя – но никогда не хотела этого, потому что… даже тогда во мне жила вера – какая-то безумная, слепая надежда на то, что на самом деле все не так, как кажется…
И вот, когда в Черный Храм заявился демон – это был худший день моей жизни. Я знала, что вон то существо, Кил’джейден Обманщик – одна из главных причин бед не только Азерота, но и всех миров Бездонной Пустоши: разрушения Драэнора, появления Сломленных, Темных орков, нежити, наг, Великого Раскола, Войны Древних и трех Войн нашей эпохи… Тогда я целый день просидела в своих покоях и плакала, а после говорила с лордом Иллиданом – но он вздохнул и сказал, что выбора нет…
Поход иллидари в Ледяную Корону – это абсолютно отдельная история. Темные орки и Сломленные остались в Черном Храме охранять Запределье – лорд Иллидан хотел, чтобы и я осталась – присматривать за ними, — но я настояла на своем решении идти в Нордскол. Азерот, мой родной Азерот встретил нас суровыми испытаниями – не только пронизывающими ветрами и суровыми морозами, но и ледяными троллями, клыкаррами, силитидами, а в довершении всего – Бедствием Артеса Менетила. Я до их пор плохо понимаю, как мы сумели преодолеть все сюрпризы, что приготовил нам путь, и даже первыми добраться до Ледяной Короны. Отряду Шакьи и Ирудас было поручено охранять южный обелиск – что мы и делали. Но на этот раз удача отвернулась от нас.
Южный обелиск… он оказался ближе всех к входу в заснеженный пик Ледяной Короны. Лорд Иллидан рассчитывал, что он должен стать последним оплотом на пути Бедствия, что Артес станет атаковать его в последнюю очередь – поэтому южный обелиск был захвачен первым и хорошо охранялся. Поэтому именно туда отправили меня…
И расчеты лорда Иллидана оказались верны – все, кроме одного. Бедствие, не знающие боли и страха воины упорно наступали, не боясь смерти – в конце концов, они давным-давно посмотрели ей в глаза. Иллидари не сумели проявить такую же выдержку – и они гибли, убитые мертвецами, становясь не более чем марионетками в руках Короля-Лича… Постоянно приходившее подкрепление только оттягивало конец, и, в конце концов, три из четырех обелисков пали.
Все силы иллидари были брошены на то, чтобы удержать последний. Мы готовились. Мы ждали. И в тот холодный день на крыше мира, где облако пара превращается в ледяную паутину прежде, чем закончишь его выдыхать, я впервые увидела его. Артеса Менетила.
Бездушного. Бездушное чудовище с горящими голубым пламенем глазами восседало верхом на мертвом коне, а сияющая смертью Ледяная Скорбь была нацелена в наши сердца, жаждя наших душ.
Бедствие теснило нас все ближе к реке, но мы больше не могли отступать. Последний рывок… последняя преграда между нами и смертью. И я зарычала – потому что нас звал черный могильный шепот, шепот, который больше не отпустит нас, – и кошкой рванула вперед, на врага. Наги и синдореи, мастера меча и магии – все мигом перешли из обороны в наступление, стремясь или упокоить души павших или самим найти вечный покой. И это оказалось нашей ошибкой – да, Бедствие таяло на глазах, но мертвецы быстро заманили нас в «мешок» — тогда иллидари ударили все разом по его мертвой стене, и в одном месте все-таки вырвались из окружения. Но было уже слишком поздно – на нас уже летел человекоподобный монстр, набирая скорость для удара… Я понимала, что умру – утраченное бессмертие не значило для меня ничего, потому что я должна была отдать то, что забрала у земли – сейчас, дабы положить конец Бедствию, терзающему Азерот.
Кошачьи клыки и когти и могучий рунный клинок… Горящая юностью друидесса и медленно восстанавливающий силы павший принц… Два изгнанника, двое слуг – предатель и пленница…
Феранн стянула с груди Доспехи изменчивых теней, открывая небольшую эльфийскую грудь, а под ней, почти на самой грудине – чуть изогнутый шрам, чья белесая кожа уродливо проступала на естественной для кальдореев нежной лазури. Эльфийка крови чувствовала магию, исходящую от небольшой, но глубокой раны, точно от спящего вулкана, она знала: пусть пройдет сто лет, пятьсот или тысяча – но белесый порез никогда не сменится на яркую лазурь, и не один целитель Бездонной Пустоши не поможет в этом…
— Только ледяное касание, обжигающее сильнее, чем пламя демонов, только кровь, только боль… Когда ты смотришь в металлические глаза Стылой Скорби, полыхающие льдом, тебе кажется, что тебя вырывают из тела раскаленными гарпунами, а зазубренный клинок, скользящий по ране, точно примерз к плоти и приходится отрывать холодную сталь вместе с кусками кожи, мышцами… Я, задыхаясь в собственном рыке, падала в серый пепел – все, что осталось от серебрящегося белизной снега…
Где же смерть, почему я не умирала? А если я умирала, отчего же так больно, отчего же так тошно, разве боль не заканчивается со смертью, разве она не уходит…
Кто-то коснулся меня острием клинка, и голова моя разорвалась от боли, и я обмякла, не в силах сопротивляться, точно тряпичная кукла… Рядом послышался мягкий перезвон холодных металлических лат, отороченных мехом, и тяжелые шаги, а затем – тишина…
Жуткий звон стали и яростные выкрики, поражающие своей мощью, заставили меня открыть глаза. Удар Стылой Скорбью выбил меня из обличья кошки, меня колотило крупной дрожью. Обелиск оказался в мертвецких руках, а где-то там, вдали, за новообразованным призрачным мостом, ведущим к могиле Короля-Лича, сражались за право войти в гробницу Артес Менетил и лорд Иллидан. У меня остался только один шанс – и быстро, пока Бедствие не сообразило, в чем дело, я перевоплотилась в кошку и стала невидимой, а затем пулей рванула – но не в спасительный лагерь, а вперед, на ледяной остров, искрящийся блеском стали. Я не знала, что я могла сделать, не думала, чем это для меня грозит – но я не могла просто так оставить поле боя, не могла не оправдать возложенных надежд…
Пылающее сияние Стылой Скорби, хряск разрубаемой лезвием плоти смешались с бешеным кошачьим визгом, когда я неслась по мосту… Лорд Иллидан, казавшийся мне всесильным и непобедимым, оказался повержен смертельным касанием рунного клинка, и я хотела закричать, но, наученная горьким опытом, вела себя осторожнее. Но на этот раз Артесу не было дела до того, кто идет следом за ним по призрачному мосту, и, едва падший принц скрылся в недрах ледяной горы, как я рванула туда, где лежал истекающий кровью слуга Кил’джейдена. Он был еще жив. Мне все казалось, что счет идет на доли секунды, что вот-вот станет слишком поздно, и поэтому с бешеной скоростью, не обращая внимания на собственные раны и обжигающий холод, принялась колдовать все исцеляющие заклинания, которые только подсказала природа. Где-то сзади послышались яростные крики последней волны иллидари, слишком поздно пришедших на подмогу – и оставленное без командира Бедствие превратилось в не более чем угодившими в гущу сражения куклами. Я закричала союзникам, когда потомки кальдореев прорвали-таки эшелон нежити, и они устремились на призрачный мост. Чешуйчатые нажьи кольца уже скользнули на окраину острова, когда…
Казалось, что пик Ледяной Короны взорвался, как ледяной вулкан, от накопившейся в нем энергии. Жуткая, пылающая ярко-голубым огнем Сила вырвалась из сияющей ослепительным холодом вершины, поглотив все, накрыв нас с головой, и девятым валом понеслась дальше над белоснежными землями Нордскола. И, едва этот поток пронесся надо мной, как блеклый северный свет померк еще больше, в ушах раздался все возрастающий гул, который усиливался, усиливался от шепота листьев до боли в барабанных перепонках, и все не останавливался… Я, закрыв уши руками, закричала, но это не помогло, а после меня словно пронзило мечом через горло по всему телу, я изогнулась назад, в исступлении терзая грудь, к которой точно прикоснулись раскаленным железом, и, когда первые иллидари уже были в десяти метрах от меня, все поглотил яркий свет, пожираемый непроглядной тьмой…
Только закрыть глаза – и черные сны холодных ночей восстают из праха, сверкая яркими темными глазами…
Я помню только тьму – только тень, прорезаемую ярким голубым светом… Холодная сталь, сверкающая яркими рунами, пронзила каждую клеточку тела, и я вырывала обжигающие льдом мечи, вырывала вместе с собственной плотью… Несколько раз я была близка к тому, чтобы вырваться из удушливой тьмы, но та не отпускала меня, бросая обратно на самое дно…
Пока что-то не схватило меня, как клещи, и не потянуло вверх…
Меня выбросило в реальность, и я открыла глаза – по зрачкам ударили темные каменные стены, сияющие неярким призрачным лунным светом… Черный Храм. На моем лбу покоилась мокрая повязка, горячая от тела, шелковые одеяла и простыни были влажными от пота.
«Где… где?» – разрывая сухую пленку, стягивающую губы, вырвалось у меня непроизвольно, точно крик новорожденной.
Тяжелые чешуйчатые кольца заскользили по холодному каменному полу, сухо застрекотала багровая дверь.
Я чувствовала, что скатываюсь вниз, обратно во тьму, и цеплялась за остатки выжженного льдом сознания…
Зашуршала отодвигаемая каменная дверь, больше похожая на ворота, я повернула голову, но не увидела ничего – только тьма накрыла меня. Светлая тень… слишком знакомая: изогнутые рога, зеленые печати на груди и руках, огромные перепончатые крылья, как у Повелителей Ужаса, и, самое главное – сияющие по-кель’дорейски изумрудным светом глаза, скрытые под повязкой.
Жилистые когтистые ладони обхватили мое лицо, приподняли голову, а отсутствующие глаза уставились в мои собственные…
«Ты слышишь меня?» — забилось где-то под горячей повязкой.
Несколько резких выдохов разорвали мои сухие губы, а из воспаленных легких глухо вырвалось:
«Лорд… Иллидан…» — шепотом простонала я. Ткань сползла с моего лба, когтистая рука подхватила ее и бросила в близлежащую чашу с холодной водой. Другая ладонь стянула с меня одеяло – под грудью зияла небольшая, но незаживающая рана, кое-как заштопанная хирургическими нитками и перевязанная.
Лорд Иллидан приподнял бинты и скептически закусил язык:
«Тебе явно надо поработать над техникой боя», — вынес он вердикт.
«Как Вы… это… узнали?» – выдохнула я.
Повелитель Запределья прошелся пальцем по свежему порезу, а затем сказал:
«Косая рана… закругленная, с прямыми краями – тебя накололо на острие клинка во время атаки и протащило по инерции вперед. Не надо было нестись на Артеса напрямую».
Я шумно вдыхала ртом воздух, отчего грудь моя высоко и резко подымалась. Лорд снял откуда-то знакомый нажий кубок из черного благородного коралла, украшенный кофейными жемчужинами величиной с перепелиное яйцо. Слуга Кил’джейдена поднес узорчатый сосуд к моему лицу:
«Не волнуйся, в этот раз в нем не вино – простая вода».
Я вцепилась в чашу, приникла к ней, пила глубоко и жадно, стараясь не проронить ни капли со своих иссохших губ. Простая вода была сейчас слаще любого нектара, живительным напитком Богини.
Лорд Иллидан принял пустой кубок и отбросил его куда-то в сторону, затем схватил цепкими руками меня за плечи и приподнял выше. Белоснежные кальдорейские волосы, довольно-таки спутанные и поникшие, рассыпались по пурпурной подушке.
«Лорд Иллидан, скажите… сколько…»
«Сколько ты провалялась в беспамятстве? Два месяца. На семь недель дольше, чем я. Ты тяжело пережила ранение – обычно лежала без движения, но время от времени начинала громко кричать – даже в Тронном Зале я слышал это. Со временем такие приступы стали реже, но это всего лишь означало, что ты слабеешь. Сейчас ты пришла в себя – но это временно, в любой момент темная сила может вновь захватить тебя. Феранн, что ты видела в коме?»
Я болезненно закрыла глаза. Сердце забилось чаще, дыхание прервалось, а плотно сжатые веки задрожали.
«Клинок… я видела сияющий рунный меч – и он терзал меня, рвал на части, жег ледяным холодом и убивал, лорд Иллидан… И шепот, чей-то холодный шепот сводил меня с ума…»
«Ледяная Скорбь… Ты видела Нер’жула? Или только его оружие?»
«Я… нет, лорд Иллидан, я не помню ничего – только клинок… В этих видениях… больно и холодно… и страшно…»
«Ты была обнаженной?»
Я как-то странно притихла – боязливо и пристыжено.
«Да, лорд… Иллидан…»
Охотник на демонов вскинул голову.
«Лорд Иллидан, умоляю… избавьте меня от этой боли, хоть как-нибудь», — я впилась слабыми пальцами в его когтистую ладонь.
Хозяин мой слабо улыбнулся.
«Я могу попытаться разорвать эту связь – но для этого придется через твою душу прочувствовать силу Стылой Скорби. Но вот то, каким образом я это сделаю… Боюсь, это тебе совсем не понравится».
«Что… что угодно, лорд… Иллидан», — простонала я, и из груди моей вырвалось придыхание.
Полукальдорей-полудемон со странной улыбкой провел когтистым пальцем по моему плоскому животу.
«Видишь ли, киса, чтобы достичь такого слияния, потребуется единение не только духовное… но и телесное», — он скользнул по моему лицу боковым зрением.
Казалось, что сердце мое ухнуло куда-то вниз. По телу пробежала мелкая дрожь, я судорожно сглотнула.
А когтистые пальцы уже тянулись к мягкой походной одежде. Лорд Иллидан разворачивал лесные одеяния настойчиво, но аккуратно, точно любимую конфету на званом обеде.
«Не волнуйся, киса – на этот раз я не буду так сильно над тобой извращаться», — зашептали мне на ухо его жесткие губы – а после они поползли по моей трепещущей скуле. По спине пробежали колючие мурашки, я исступленно вздрогнула, когда он все-таки совершил задуманное, мои слабые пальцы вцепились в его могучие предплечья, огромное ярко-лиловое тело с изумрудным узором колдовских татуировок накрыло меня сверху, не давая пошевелиться. И, пока одна его ладонь текла по моей бледнеющей щеке, другая царапала ключицу, вгрызалась в плечо, в лопатку… Я уперлась ногтями в его рельефную грудь, но это было все равно, что коснуться глухой стены – а лорд Иллидан, двигаясь в такт своему дыханию, снизу вверх прошелся губами по лазурному подбородку, затем, зарывшись пальцами в мои волосы, прижал свои губы к моим, жадно стал кусать их – и я, крепко зажмурившись, почувствовала его язык в своем рту.
Он пил меня долго и жадно, постоянно отрываясь и вновь нападая, его руки заскользили по гладкой шее, заскреблись на спине, ощупали тонкие ребра и талию, и, скользнув по лазурным бедрам, сомкнулись на ягодицах – создавалось впечатление, что лорд Иллидан дотошно изучает меня. Его шершавые и сухие, как песок, губы оторвались от моего лица – но не от меня, охватили челюсть, затем острые зубы опасно защекотали шею на сонной артерии, точно принадлежали вампиру; ключицы, верхние ребра – ничто не могло укрыться от алчущих губ полудемона. Зашуршали перепончатые крылья, закрывшие свет, точно балдахин, я тихо выдохнула и изогнулась – потому что лорд Иллидан добрался до моей трепещущей груди и уже забыл данное мне обещание сдерживать свою дикость. Его кинжальные когти впились между моими тонкими пальцами, оставляя на тыльной стороне ладони кровавые царапины, я стала слабо, испуганно метаться под его обжигающе горячим телом, но это оказалось бесполезным – я оказалась словно в клетке из его огромных крыльев.
Мощное тело придавило меня к постели, а каждый толчок охотника на демонов заставлял мое дрожащее тело резко дергаться, а дыхание – превратиться в быстрые, прерывистые вздохи. Я была слишком слаба, чтобы даже попытаться хоть как-то остановить разгоряченного полудемона – и я могла только тихо, болезненно стонать, но пленитель заткнул мне рот своими губами, а его мощный торс продолжал плавно двигаться вверх-вниз. Лорд Иллидан отпустил мои дрожащие руки, и они безнадежно поползли по вороным волосам – но только случайно распустили грубую тканую тесьму, стягивающую его волосы – и антрацитово-черная волна скрыла наши сомкнувшиеся лица от окружающего мира. Но было уже слишком поздно, потому что сердце его стало стучать где-то пониже пупка, и мощная вибрация стала сотрясать все тело полудемона, он приподнялся на вытянутых руках, но… я не отпустила его.
Лорд Иллидан оказался слишком силен, и, когда я обхватила его дрожащими руками вокруг шеи, он легко поднял меня, и мне пришлось охватить его бедра ногами, чтобы не сползти вниз… И я, закрыв золотые глаза, приникла лазурными губами к его жестким губам, вкладывая всю свою нежность, отчаянно надеясь, что он все поймет…
В этот краткий миг влилась вся моя жизнь – и прошлое, и будущее, казалось, что только ради него я прожила девяносто девять долгих лет…
Его тело сначала напряглось, а потом расслабилось, он медленно положил меня обратно на шелковую постель. Легко надавив мне на грудь, он прервал мои безмолвные признания и стащил нежно-лазурные руки со своей шеи. В моих глазах засквозил ужас, я испуганно вжалась в пурпурную ткань, а по телу пробежала крупная дрожь. Лорд Иллидан обхватил мои щеки, приподнял и заставил смотреть себе в лицо, точно изучал, после чего бесцеремонно бросил обратно.
«Вот значит как, юная друидесса, — такого презрения в его голосе я не слышала еще никогда, — любишь… и боишься…»
«Нет, лорд Иллидан, — шепнули мои иссохшие губы, – я боюсь Вас потерять… боюсь, что Вы вдруг исчезнете… точно утренний туман под первыми лучами солнца…»
Его жесткие губы скривились, пальцы с длинными острыми когтями вгрызлись в мои длинные волосы.
«Посмотри на меня. Посмотри мне в глаза и ответь, жрица природы – может ли кальдорейка полюбить нага и сатира, и кель’дорея в одном лице? Может ли она возжелать того, кого ее собратья считают чудовищем?»
«Элун полюбила Малорна несмотря на то, что Богиня имела облик зеленой драконихи, а он – белого оленя. Полюбила и родила от него Ценариуса, Сердце Земли, потому что смотрела на его душу, а не на внешность. Лунная Мать не осудит меня – а, даже если и осудит, я не боюсь, лорд Иллидан – больше нет страха. Я только прошу Вас, мой повелитель – позвольте мне увидеть правду… прошу Вас, снимите это», — дрожащим, но уверенным голосом прошептала я, коснувшись повязки, скрывающей глаза охотника на демонов.
Его жесткие губы изогнулись, и он, помедлив, все-таки выполнил просьбу. Я, скользя ладонями по его щекам, смотрела, как падает вниз темная ткань, смотрела, как яркий изумрудный свет просвечивает сквозь обожженные веки, осторожно коснулась кончиками безымянных пальцев уголков его век. Повелитель Запределья открыл глаза, и кель’дорейское изумрудное пламя, вырвавшееся из его пустых глазниц, ослепило меня. Когда я все-таки привыкла к этому колдовскому пламени, я смотрела, чуть приоткрыв губы, смотрела и не могла насмотреться…
«Ну что ты? Вот она, твоя правда…», — со странным выражением, тихо сказал слуга Кил’джейдена.
Я села боком к своему пленителю, не смотря тому в лицо и вцепившись ярко-лазурными пальцами в кончики своей снежно-белой волны.
«Лорд Иллидан, скажите… какого цвета мои волосы?»
Он усмехнулся – жесткие, сухие, как бумага, губы натянуто изогнулись.
«Ты уверена, что хочешь узнать ответ, юная друидесса?»
«Нет, лорд Иллидан… Но все равно я уже решилась…»
«Говорят, что белого… наги — как ледники Нордскола… кель’дореи – как облака Квель’Таласа… Сломленные – как вершины гор Острия Клинка… а Темные орки вообще не знают, с чем сравнить. Но я не вижу этого… и не увижу никогда. Тебя пугает это, жрица природы? Пугает то, что я променял красоту твоего мира на власть? Пугает то, что я продал душу Пылающему Легиону?»
«Из души невозможно смыть все добро, лорд Иллидан, – его горчичное зерно навсегда останется внутри. Зерно, которое меньше любого другого, но вырастающее в самое высокое дерево. Я верю, что ничто не пропадает бесследно в подлунном мире… Вы ведь совершили зло, чтобы утолить свою боль? Но Вы тоже любили, правда? Вы любили Тиранду…»
Он чуть склонил голову.
«Ты веришь, Феранн… А вот Тиранда не поверила мне, — голос его глухо зазвенел во мгле, он вновь подмял меня под себя и наклонился низко-низко над моим лицом. – Ты, вероятно, слышала, как называют в Азероте девушек-амазонок, страстных и неукротимых? Их называют дикарками. Но знаешь что, дитя природы? Ты тоже дикая. Только чуть по-другому. Зверек, который никогда не видел подобных себе и поэтому не знает, каков этот мир. Пусть же это останется твоей сказкой, друидесса… и твоей тайной».
И я утонула. Утонула без остатка, без надежды вырваться на волю – утонула в его губах, утонула в его волосах, утонула в его дыхании… Потому что впервые в жизни я оказалась не просто Ашенлиф – «Ясеневым Листом», гонимым ветром туда-сюда, потому что впервые в жизни я оказалась кому-то нужна…
Но вдруг что-то произошло. Я не заметила, когда закрылись мои глаза, не заметила, когда чернота век сменилась на непроглядную тьму, не поняла, что она не хочет меня отпускать, не поняла, что все начинается снова…
Сияющая холодной голубизной вспышка больно резанула по глазам, казалось, что меня оплетает паутина льда и сердце ухнуло куда-то вниз…
Очнулась я придавленной к кровати, холодная как лед, а лорд Иллидан с искаженным от ярости лицом сдавливал обеими руками мою шею. Я заметалась, как в агонии.
«Лорд Иллидан… а-ах… прошу Вас, отпустите…»
Он отпустил.
«Это ты… Ты, не Король-Лич. И глаза твои больше не голубые, а золотые».
«Король-Лич? Во мне? Что… что он хочет от меня?»
«Он сказал… что отсчет пошел».
Я долго задавалась вопросом, почему после удара Стылой Скорбью ни я, ни лорд Иллидан не погибли, даже не превратились в рабов Короля-Лича? Думаю, что душа побежденного поглощается рунным клинком, только если жертва оказывается убита им. Во-первых, и меня, и лорда Иллидана все-таки успели вытащить с того света. Что до порабощения… Лорд Иллидан обладал огромной демонической силой, которая, как я думаю, и защитила его. У меня ее не было – поэтому я то и дело «проваливалась» в кошмарные видения… позже я узнала, что, пока я валялась в беспамятстве, Каэль’тас Санстрайдер предлагал умертвить меня, но лорд Иллидан не пожелал расставаться с любимой игрушкой – пусть даже и сломанной. Начались ясные будни – пожалуй, это было лучшее время моей жизни, несмотря даже на эти вечные кошмары… Понемногу я стала вливаться в члены иллидари, и, хоть, как оказалось, между расами не наблюдалось взаимной приязни, мне кое-как удавалось сохранять шаткий мир: помочь Акаме утаить от Каэль’таса Санстрайдера кражу зелья маны, пробраться с Мстителями на разведку в болото Зангор, все в таком духе… Почти ничего в Черном Храме не происходило без моего ведома, и лорд Иллидан откровенно подозревал это. Время от времени он шутил, что, когда он сидит на троне, я сижу у него на коленях, поэтому, во-первых, я вижу все, а во-вторых, закрываю обзор ему. Но он не злился на это, потому что знал, что я у него на коротком поводке, и доверять мне можно…
Феранн опустилась на генеральский стол с картами Запределья, улыбаясь чуть печально и задумчиво опустив голову на ладонь.
— Нет, Рэйдж, все было… как в грустной сказке про древнюю кальдорейскую царицу Семирамиду. Знаешь ее? Говорят, что много тысяч лет назад она была женой короля Высокородных Навуходоносора, купалась в золоте и власти, но, выросшая вольной серной в диких горах, каждую ночь видела сны о всполохах северного сияния, о бледных грифах-бородачах над томными вершинами, о том, как расцветает на посеревшем снегу эдельвейс… Она оказалась всего лишь птичкой в клетке – всего лишь драгоценным серебряным соловьем за золотыми прутьями, всего лишь игрушкой, вечно насвистывающей одну и ту же песенку… Так и я, Рэйдж, – так и я: перед моими ступнями лежали сокровища всего Запределья, которые нужны мне были не больше, чем ворону – жемчуг… Я бы рассыпала их по миру, как Ангарские бусы, вернула б земле, потому что мне нужны были только крылья… пара огромных перепончатых крыльев и холодное сердце, которое я так долго пыталась растопить… и не смогла…
Вот тогда я и получила свой самый дорогой подарок – это самое пурпурное с золотым шитьем кимоно. Сами Сломленные давно уже не носили таких роскошных вещей, и на что, чтобы сделать его, потребовалось много времени, и денег, и сил – в том числе и моих. Потому что носить его нужно особым образом – научиться правильно ходить, и правильно сидеть, и всякие штуки с веерами выделывать как настоящая гейша! Не дай Элун тебе, Рэйдж, когда-нибудь оказаться завернутой в эти адские шелка!
Правда, один из его даров мне все-таки понравился. Однажды я обмолвилась о том, что у меня когда-то жила лесная кошка Ишну, которую я очень любила. На следующий день лорд Иллидан принес мне молодого морского дракона – и ты даже представить не можешь, Рэйдж, какой это был красивый, забавный и грациозный зверь! — глаза Феранн, казалось, засияли всеми цветами радуги. — Жай’Алатор – так я назвала покрытого змеиной чешуей любимца, и, хотя лорд Иллидан и не любил его за привычку спать в моей кровати и всегда прогонял, когда приходил сам, но, тем не менее, дракон оказался мне преданным другом и верным стражем.
Но такая идиллия не могла существовать долго – и мне приходилось беспомощно наблюдать, как расползается по швам шаткий мир. Я понимала, что когда-нибудь иллидари распадутся окончательно, и умоляла лорда Иллидана отпустить на волю негодующих солдат: наг, кель’дореев и Сломленных – но, опьяненный властью, он даже слушать меня не хотел! А между тем за троном его генералы плели свои страшные темные сети: и пусть Темным оркам было все равно, кто командует ими – Магэридон или лорд Иллидан, главное, что слуга Кил’джейдена, но они были скорее исключением. Леди Важж… пока она была, в общем, лояльна к лорду Иллидану, но кто знал, что могло придти в голову высокомерной военачальнице наг? Ее намерения разгадать всегда было сложнее всего. Каэль’тас Санстрайдер давно уже косился в сторону Азерота, к тому же он… менялся: с каждым днем становился все опрометчивее, порывистее, даже безумнее… Он давно уже забыл все свои обещания, забыл свои клятвы, забыл свою боль… Воистину великая власть может только портить.
Даже внутри самих Мстителей не было единства, они стали вроде гоблинской мины под Черным Храмом. Но истинная опасность исходила не от него. Настоящими кукушатами в дроздовом гнезде были Сломленные, особенно их лидер Акама. Этот лучше всех понимал, что бежать им некуда – у кель’дореев и наг был Азерот, у Сломленных же было только Запределье, такое же искореженное, как и они сами. У бывших кальдореев была армия, были мечи и стрелы, и магия – а у Акамы осталась только кучка оголтелых гуманоидов. У лорда Иллидана были Темные орки – а даже Магэридон смог с их помощью держать сынов Аргуса в вечном страхе, под руководством же хитрого и решительного Штормрэйджа синекожих ждало только быстрое и полное уничтожение. Повелитель Запределья крепко держал Акаму за горло – а гордые драэнеи хотели свободы. Они хотели сбросить с себя оковы ультиматума, навязанного лордом Иллиданом еще тогда, у подножья крепости Хаззан: Сломленные были приняты в иллидари, они были спасены – но в обмен на вечное служение до конца времен. И уставшие от войн существа согласились – но остатки гордой души все больше негодовали, и они все больше превращались в диких лунопардов, загнанных в клетку и готовых любой ценой вернуть утерянное. Вернуть свободу.
С помощью мощной магии на меня наложили заклятие, ограждающее мою душу от влияния Нер’жула. Но сила этого заклятия исходила от меня – поэтому, чем сильнее была я, тем сильнее были и чары. А надо ли говорить, что я все еще оставалась жуткой соплячкой – даже на фоне остальных иллидари. Кель’дореи выкачивали из Запределья всю силу без остатка, поэтому лорду Иллидану приходилось подпитывать меня своей собственной маной – но демоническая сила вовсе не пошла мне на пользу. Конечно, приступы с участием Короля-Лича стали реже, но со временем из меня просто стала вырываться какая-то безумная дикость, агрессивность, к тому же, я вовсе не хотела стать… э-э-э… манаманом – как кель’дореи. Прости, Рэйдж.
Но, как не странно, первым не выдержал вовсе не Акама – первым забыковал Каэль’тас Санстрайдер, он уже давно был не в себе. Демоническая энергия все больше захватывала его, и, в конце концов, поглотила без остатка. Лорд Иллидан таким образом – научив Мстителей поглощать силу демонов – пытался найти способ держать оных в повиновении, но все пошло… слишком круто. Однажды ночью Каэль’тас просто предал своего господина, когда лорд Иллидан собрал своих кель’дореев и послал их захватывать Шаттрат… Но, несмотря на то, что сами Мстители раскололись тогда на Провидцев и Ярость Солнца, Санстрайдер, захватив недавно прибывшую в Запределье Крепость Бурь, после разворотил весь Черный Храм: это была жуткая резня – бесшумная до ужаса, точная до тошноты: Ярость Солнца никого из свидетелей не оставило в живых. Каэль’тас боялся уйти просто так, ему нужна была подстраховка, чтобы озверевшее войско разгневанного лорда Иллидана не разорвало преданных магу кель’дореев в клочья. И принц Квель’Таласа придумал, на чем можно сыграть…
…Тихо, бесшумно – ни вскрика, ни вздоха не было слышно за тяжелыми каменными дверями – а между тем, двое Темных колдунов по обе стороны от «врат» падали на землю с перерезанными глотками, даже не успев понять, что происходит. Два кель’дорейских разбойника работали чисто, скрываясь в тенях, точно они все еще были кальдореями, их кинжалы разили метко, как стрелы Шандрис Физермун – мало кому понадобилось больше одного удара. Зашуршала, как перья орлиного крыла, открываемая дверь, но из двоих находившихся в комнате услышал это только один. Жай’Алатор, не любящий чужих страж, проснулся, едва незнакомцы вступили в покои, грозно зашипел и, свирепо щелкнув зубами, выстрелил в нарушителей спокойствия сгустком ядовитой слюны. Но сверкнул искаженный лунный свет – и огромное чешуйчатое тельце упало с пронзенным хребтом на холодный каменный пол, истекая темной змеиной кровью. Голос морского дракона разбудил меня – но слишком поздно…
Крепость Бурь… есть ли место более отвратительное для меня, чем Крепость Бурь? Каэль’тас послал к бывшему хозяину посла с сообщением, что кель’дореи Ярости Солнца отпустят меня, если лорд Иллидан распустит войско иллидари. Если же нет, кель’дореи собирались вернуть меня… по частям. Гонец из Черного Храма так и не вернулся…
Но самым противным было то, что на меня опять напялили тот гадский ошейник, который не давал мне использовать магию. Я не могла превратиться в кошку, никак не могла защитить себя – а все из-за тонкой полоски изумрудного шелка!
Я видела безумия, происходившие тогда в цитадели наару: видела, как Каэль’тас Санстрайдер короновал сам себя, назвавшись Королем Солнца, видела во второй раз Кил’джейдена Обманщика, видела, как презренный маг заключает с ним договор… Во мне поднималась от этого ярость, ярость, которую не знает ни одно солнце, которую могут чувствовать только дети звезд…
Вскоре Крепость Бурь атаковали. Темные орки вперемешку со Сломленными били в ворота корабля наару как демоны, но Ярость Солнца… это были не просто какие-то кель’дореи – это были лучшие из воинов Квель’Таласа. Они смогли отбить первую волну атаки, но предводитель иллидари не собирался сдаваться. На подходе была еще одна волна, мощнее, свирепее…
Каэль’тас не хотел сразу разделывать меня – боялся навлечь гнев лорда Иллидана. Но мощная атака иллидари его переубедила, и он решил немного припугнуть своего господина. Санстрайдер прислал за мной парочку своих воинов, кель’дореев Ярости Солнца, с приказом вывести меня на нижний балкон, показать Сломленным… и у них на глазах для начала отрезать мне палец, — Феранн показала темной жрице кулак левой руки, довольно комично выставив безымянный палец – уж слишком это напоминало неприличный жест, — чтобы те тут же побежали к лорду Иллидану.
Но мне тоже нужна была магия – без нее слабело мое заклятие. Я чувствовала это. Уже несколько раз я падала в обморок, повисая на цепях в комнате на вершине Крепости Бурь… Пока они были безмолвными, без Стылой Скорби, без Нер’жуловых глаз, но я уже чувствовала, как подступает к горлу ледяной комок, как вспыхивает в голове тяжелый, монотонный гул… Кель’дореи воспринимали это, как приступ магического голода, от которого страдали сами, они и слушать ничего не хотели… Скажи мне, Рэйдж: какой наркоман поделится дозой героина, когда его и на себя-то не хватает?
И однажды я не проснулась. Кель’дореи Ярости Солнца пришли ко мне, посланные Каэль’тасом Санстрайдером, но не увидели ничего. Потому что теперь видела я… Оказавшись точно вмороженной в лед, прикованной к кресту клинка, я больше не чувствовала боли… я вообще ничего не чувствовала, только слышала голос… терзающий, убивающий, развращающий…
Дальнейшие события я знаю только по рассказам. Я лежала без движения, точно спящая, но, когда ко мне приблизились воины Короля Солнца и один из них коснулся меня, я открыла глаза – и кель’дореев ослепило их сиянием. Но не золотым, как это было раньше – мои глаза светились ледяным блеском, и лицо исказилось от злости. А дальше…
Я помню все очень смутно: помню свет, помню блеск и текущую по руке влагу… они говорили, что я пронзила насквозь одного из воинов обезумевшего принца, пронзила ему сердце голой ладонью… И, пока ошеломленные кель’дореи пялились на тело сползающего к моим ногам собрата, я встала на ноги – и они опомнились. Взбесившись, они напали на меня – но я, содрав с себя ошейник вместе с кожей, безоружная убила их всех. Я раздирала себе руки до крови, вскрывала вены, вырывая цепи, которыми меня приковали к стене. Когда я шла, ступни мои примерзали к камню, а ноги подкашивались, словно ломались – но было совсем не смешно, напротив, очень страшно: казалось, что идет мертвец, двигается медленными, хаотичными рывками… Узнав о побеге, Каэль’тас послал за мной целую ораву своих последователей. Они догнали меня еще в коридорах Крепости Бурь – и тогда мне показалось, что меня преследуют лунопарды. Я не превратилась в гепарда, но я бежала, как гепард, газель или даже ворген: на всех четырех примерзающих к камню конечностях, выбрасывая тело вперед… Кель’дореи Ярости Солнца преградили мне выход из Крепости Бурь, их охотники выпустили в меня очередь стрел. Раненая, я повернула и выбежала на нижний балкон цитадели наару – туда, куда должны были привести меня Каэль’тасские приспешники, и горячий ветер ударил в лицо…
Когда тобой овладевают… это очень похоже на сон: видишь сменяющиеся образы и думаешь, что это реальность, а твой мозг отключен и совсем не работает… Единственное отличие – этот шепот: холодный, сухой… и безжалостный.
Тогда, в своем ледяном сне я увидела реальность, увидела балкон Крепости Бурь, увидела звездное небо и бесконечную Бездонную Пустошь… но не увидела страх. Откуда-то в моей голове возник образ огромного синего дракона-скелета, ледяного змея, а с языка сорвался тихий шепот: Сапфирон, Сапфирон… Его голова была так близко ко мне, охлаждала своим ледяным дыханием, я протянула руку, чтобы коснуться безупречного в своей белизне черепа…
«Коснись его – он прекрасен… Видишь? Он твой спаситель – он унесет тебя из твоей сияющей тюрьмы… так далеко… Так обними его за шею, и ты увидишь звезды… так близко… что сможешь коснуться их… Он твой – и теперь вы не расстанетесь… никогда…»
Я подошла к краю пропасти близко-близко, и сын Малигоса подставил свою шипастую спину, взмахнул перепончатыми крыльями…
И растаял, точно предрассветная дымка с первыми лучами солнца. Мне казалось, что я лечу – но со стороны все выглядело так, будто я бросилась с балкона в надежде покончить с собой. И я действительно падала – падала вниз, в Бездонную Пустошь, на обжигающие камни…
Говорят, жрецы Сломленных замедлили мое падение, и я приземлилась, как кошка, на руки. Но тварь внутри меня не собиралась сдаваться, не собиралась добровольно отдаваться в руки иллидари. Я напала на них – и убила одного из Темных волчьих всадников, в ответ Сломленные начали стрелять в меня магией – но она уходила внутрь меня, искажалась, а после вырывалась обратно сгустками темной энергии. Но отряд лорда Иллидана оказался слишком большим, к тому же, вскоре подоспели и кель’дореи Ярости Солнца – и, в конце концов, мое тело оказалось слишком слабым, чтобы столь долго выдерживать такую мощь. Я попросту выгорела, и мое бездыханное тело упало на горячие камни.
Я очнулась только спустя четыре дня – в Черном Храме. Все тело болело, а когда я открыла глаза, то закричала бы от ужаса, если б могла: я была вся в крови, перевязанные раны на руках и шее до сих пор как следует не свернулись; кожа моя оказалась сильно обожжена колдовством Нер’жула.
Но я оказалась не одна. Лорд Иллидан был совсем близко – он сидел на моей кровати. Его колдовские глаза и зеленые печати ясно горели в пустоте, он смотрел мне прямо в лицо, и… гладил меня когтистой рукой по волосам. В моей комнате было довольно темно, зеркало оказалось занавешено чуть съехавшей шелковой тканью – я не знала, хватит ли мне силы духа отбросить покрывало, когда я смогу встать.
«Л-лорд… Илли… дан… — говорить оказалось гораздо труднее, чем тогда, после похода в Ледяную Корону, казалось, что и язык мой тоже был выжжен дотла. – Прошу, ска… жи… те мне… что со… мной?»
Лорд Иллидан, не убирая руку с моего лба, другой дотянулся до зеркала и поправил висевший на нем плотный занавес.
«Феранн… тебе не о чем беспокоиться – ты так же красива, как и раньше».
С трудом, но я смогла поднять руку и прикоснуться обожженными пальцами к его ладони.
«Спаси… бо… лорд… Это бы… ла… благо… род… ная ложь…»
Он чуть улыбнулся – грустно и даже понимающе.
«Тебя вылечат, — попытался заверить он, даже не понятно, кого больше – меня или себя. – Только потерпи немного… сейчас ты еще слишком слаба, чтобы вообще перенести какие-либо заклинания».
«Элун… не оста… вит… Вас… милорд… Вы не ос… та… вили меня… когда… уви… дели… это…»
«Может, это потому, что меня самого слишком часто оставляли в прошлом? Во всяком случае, я хотел освободить тебя раньше. Сначала отправил наг в Крепость Бурь, но леди Важж тоже посчитала, что настал удобный случай… оставить меня».
«Лорд… Илли… дан… прошу Вас… отпусти… те Слом… лен… ных… Акама… не оставит… это…го… просто… так…»
«Конечно, он взбычился, когда кель’дореи и наги покинули меня. Но этот… Акама у меня на крючке. Я сумею удержать Сломленных».
«Л-лорд…»
«Феранн, ты веришь мне?» — его глаза укоризненно сверлили меня. Я испустила вздох. Повелитель убрал руку от моей головы и напряженно отвел взгляд. — «Мне надо с тобой серьезно поговорить, киса. Ты не говоришь этого, но я знаю: у тебя начинается зависимость от магии. Как у меня. Хуже того – от магии демонов, которая калечит больше, чем помогает. Как наркотик, понимаешь? Но без нее тебе нельзя, потому что сила Короля-Лича еще опаснее, она способна… она убьет тебя. И едва не убила теперь, тебя едва успели воскресить. Я могу и дальше подпитывать тебя, но… Каэль’тас сошел с ума из-за магии демонов, и тогда тебе грозит та же участь. К тому же, никто не знает, что ждет нас завтра – и, если меня не окажется рядом, как в этот раз, то заклятие перестанет действовать».
«Я не… боюсь… лорд…»
«Я вижу только один способ предотвратить твою смерть, или развращение – это отпустить тебя. На волю. Чтобы ты смогла продолжить свое обучение. Чтобы ты самостоятельно смогла накопить достаточно сил и справиться с проклятьем. Я не говорю, что это навсегда, — поправился лорд Иллидан, — ты вернешься, когда посчитаешь себя достаточно… уверенной. Конечно, это займет много времени – пару лет, не меньше, – но что такое несколько лет для кальдорейки – правда, киса? Но, во всяком случае – решать только тебе… Феранн».
Сказать, что я была изумлена – значит, не сказать ничего. Я долго молчала, жадно окидывая глазами свои покои, не заметив, как страшноватый Черный Храм стал для меня домом… смотрела в лицо лорду Иллидану, как художник на картину, всматривалась в каждую острую черту, в масляные тени, в которые превратились длинные черные волосы…
«Я… я сог… ласна…» — выдавила из себя я. Лорд Иллидан задумчиво кивнул и положил свою ладонь мне на руку.
«Думаю, с Черным Храмом ничего не случится, если я украду несколько дней исключительно для его хозяйки», — чуть улыбнулся он, а затем, легонько потрепав меня по щеке, улегся на кровати рядом, довольно вытянув ноги, но под шелковое одеяло забираться не стал, и раздеваться – тоже. Аккуратно просунув мускулистую руку под мою шею, он прижал меня к своей груди – сквозь зеленые печати я слышала, как размеренно бьется его сердце. Мои длинные белые волосы – единственная неповрежденная часть моего тела, – падали ему на крыло, и он гладил их, и мягко касался сухими губами моего лица…
Следующим вечером он привел ко мне целителя из Сломленных – и тот действительно починил меня, а заодно и странные царапины на шее Повелителя. В доказательство лорд Иллидан снял занавеску с зеркала – следов на моем теле почти не осталось, и со временем ничто больше не напоминало мне о том злосчастном дне… Лишь позже я узнала от Сломленных, что, пока я была не в себе, Нер’жул трижды пытался через меня убить лорда Иллидана, когда он был рядом…
Меня начали готовить к отъезду из Черного Храма, я собирала вещи, прощалась с Запредельем и проводила каждую свободную секунду с лордом Иллиданом… он не возражал. Я тянула время, как могла – но через месяц стало очевидным, что дальше так продолжаться не может. Однажды вечером я скрепя сердце решила, что ухожу завтра – и, чтобы выполнить наверняка, сказала об этом лорду Иллидану, который находился тогда в Тронном Зале. Его реакция была неожиданной, — произошло то, чего Airrage никак не ожидала: Феранн слегка запунцовела. Темная жрица не смогла не растянуть губы в ухмылке. Нет, она-то все поняла, но рейд-лидерше хотелось, чтобы друидесса сама призналась во всех своих грехах… и в первородных в том числе. Довольно причмокнув губами, она опустилась рядом с кальдорейкой на «генеральский стол», и, опершись щекой на кулак, стала нетерпеливо дирижировать свободной рукой.
— Ну? – поторопила она притихшую собеседницу, которая то ли стеснялась, то ли ударилась в ностальгию.
— Это была тяжелая ночь, — серьезно, тихо выдавила из себя лазурнокожая эльфийка. – Тяжелая… но красивая.
— Тигр, — довольно протянула Airrage, растопырив согнутые в «когти» пальцы.
— Тигр или не тигр… но демон точно, — скосила взгляд друидесса на ладони кель’дорейки, поднятые на уровень груди.
— Молодец, зоофилией не страдаешь, — хлопнула рейд-лидерша собеседницу по спине. Беловолосая покачнулась. – Ну, давай уже, не тяни резину!
— Когда настало время уходить, лорд Иллидан отдал мне артефакт, открывающий сокровищницу Черного Храма, Золотые Чертоги – дескать, чтобы когда-нибудь я вернулась уж наверняка. Как только я оказалась в Азероте, сразу же отправилась в Северный Калимдор – хотела увидеть Родину. Наверняка она была уже не такая, какой я ее помнила – все-таки три года прошло. Стражи узнали меня и пропустили. А вот с Бдящими оказалось сложнее – как-никак, они были под началом Майев Шедоусонг. Пришлось оправдываться перед ними, почему я еще не отошла к Элун. Я рассказала – ну, да, пропустив кое-какие подробности, — виновато прикусила кончик языка кальдорейка. – Конечно, врать нехорошо, но я отметила только, что была пленницей у иллидари. Они поверили. В конце концов. Побывав в Раннезимье, я не нашла там больше ничего – только поселение Звездопада, снег и демонов. Дарнасс…
Очень красивый аран… э-э, город, но сама идея выращивания Тельдрассила, чтобы вернуть утраченное бессмертие, мне показалась безумием. К тому же, было очень жаль Мальфуриона Штормрэйджа, а Фандрал Стагхэлм… его политика мне совсем не нравилась. Почти что затылком чувствовала – между ним и Тирандой Виспервинд есть противоречия. В порыве протестующих чувств я осела в Лунной Поляне, в старой столице кальдореев – Найтхэвене, где и окончила свое обучение друидизму. Стала сильнее. Сестринская община Элун осуществляла мне нечто вроде магической поддержки – во всяком случае, их молитвы избавляли меня от видений.
Так прошло около года. А потом… на острова Лазурной Дымки с неба упало звездное яйцо, появился путь обратно, в Запределье… Как ни странно, я первая узнала об открытии Темного Портала – скорее, почувствовала ту страшную магическую бурю, которую он принес с собой. Энергия Пылающего Легиона захлестнула меня с силой цунами, что-то прорвала внутри… и у меня случился приступ прямо в храме Элун, я напала на жрецов, но меня остановили. Сама главная Бдящая Найтхэвена потом сидела и вытрясала из меня душу. Кривить уже было нечего, и я призналась, что проклята. Что должна поглощать силу, чтобы остановить опасность. Кальдореям это не понравилось – видимо, напомнило им о магическом голоде Высокородных. Был большой шум, а после со мной решили поступить так же, как с кель’дореями – отправили в изгнание. Но тянуть время было уже некогда – Майев Шедоусонг тоже собиралась в поход. Я с бешеной скоростью набиралась опыта, благо начинала не с нуля – все-таки изъездила ради этого весь Северный Калимдор, — а после отправилась в Запределье.
Я бежала из Азерота, как гепард, летела, как сокол-сапсан, плыла, как марлин – но я все еще была недостаточно сильна и должна была пройти все круги Ада, то есть Запределья. Научилась летать буревестным вороном, как Друиды Птичьего Когтя, сделала все, что могла – и поспешила домой, в Черный Храм, боясь, что что-нибудь случилось, что Майев Шедоусонг добралась туда первой…
Продолжение следует…
✔
Комментарии закрыты.