Откуда взялись пасквилянты?

Рим числит себя городом вечным. Существует почти три тысячи лет и умирать пока не собирается. Естественно, что люди, которые в таком городе живут, относятся к нему без музейного трепета. Старые городские здания не раз перестраивались, надстраивались, а то и просто разбирались на кирпичи для новых построек.

Факт известный — знаменитый Колизей несколько веков служил для горожан каменоломней. Огромный театр Марцелла был в средние века превращен в крепость, а после его надстроили, сделав дворцом для знаменитого семейства Орсини. По приказу папы Урбана VIII (1623−1644), чтобы отлить огромный балдахин в соборе Святого Петра, ободрали бронзу с крыши древнеримского Пантеона. Античные колонны и обелиски то и дело переезжали с места на место, с одной площади на другую, из-под одного портика под другой. Да и мраморные статуи использовались по самому разному назначению. А что такого? В Риме этих антиков было что грязи!

Кстати, грязи в средневековом Риме хватало! Поговорка о том, чтобы увидеть Париж и умереть, сперва относилась к Риму. И обусловлена была не восторгом от красот Святого города, а потрясающей его антисанитарией. Достаточно было в жаркий день испить водицы из уличного фонтанчика — и привет: дизентерия.

Но вернемся к грязи. Давным-давно на одной из римских улочек в районе нынешней площади Навона валялась какая-то древняя статуя. Летом она просто так себе лежала, а зимой, в сезон дождей, по ней, как и по другим валявшимся поблизости камням, прокладывали деревянные мостки для пешеходов. Таким образом, пользу древнеримская эта статуя приносила несомненную.

Время в городе и в мире двигалось себе потихоньку. Мода сменилась. Попирать древних идолов ногами перестали. Наоборот, было решено устанавливать их на пьедесталы в качестве украшения, чем и гордиться. Произошло это приблизительно в конце пятнадцатого столетия, и произошло это не без влияния Римских Пап. Иначе в Риме, столице папской области, и быть не могло.

В свете этих веяний статуе (вернее, тому, что от нее осталось) придали вертикальное положение и водрузили на невысокий пьедестал. Что это за статуя, никто толком не знал. Уже в восемнадцатом веке знатоки разглядели в ней копию древнегреческой статуи «Менелай несет труп Патрокла». Знатокам виднее.

Менелай, Патрокл, древние греки, Троянская война… Кому они были известны, кого интересовали в Риме в начале шестнадцатого века? Но называть же как-то статую надо?

В моем родном городе Мелитополе центральный гастроном назывался «магазином Заёнчика». Заёнчик — такую фамилию носил первый директор этого магазина, кажется, еще в конце 1920-х годов. Благодаря его стараниям ассортимент в центральном гастрономе был выше всяческих похвал. «У Заёнчика» можно было купить все. Потому «к Заёнчику» ходили все, и «магазин Заёнчика» знали в городе все. Так что имя собственное в данном случае довольно быстро стало именем нарицательным. Заёнчик, одним словом, и теперь живее всех живых в Мелитополе.

Аналогичная штука произошла и в Риме. Напротив нового уличного монумента жил скромный горожанин по имени Пасквино (Pasquino). О профессии его сведения самые различные. Школьный учитель, сапожник, трактирщик, цирюльник, виноторговец… Это не столь уж и важно. Главное, что безымянную статую, стоявшую напротив дома Пасквино, довольно скоро все стали называть Пасквино. И даже святой Пасквино. Оби